Кошка, которая умела плакать… | страница 127
«Свободен! Свободен!» — кричало всё у него внутри. Все предупреждения своей царственной тётки он пропустил мимо ушей, ничто в её словах не изменило его решимости как можно скорее покинуть Руал… Ветер ласково шевелил его волосы… Впервые он шел так — открыто, широким шагом, хотя прекрасно знал, что множество глаз, непрестанно наблюдающих за ним, не могут не заметить ни его изменившейся походки, ни того, с какой стороны он приближается к дому.
Он не был более частью Руала. Анар всё ещё дышал воздухом родных лесов, но вместе с тем его не покидало странное чувство, что он находится в совершенно чужом, незнакомом месте. И место это ему нетерпелось покинуть в кратчайший срок.
Лица стражников не выразили ни тени изумления — они были слишком хорошо вышколены, чтобы позволить себе не то что демонстрировать, а даже иметь собственное мнение.
Чувство эйфории сменилось необъяснимой тревогой. Анар чувствовал, что стоит ему промедлить или совершить неверный шаг — и все его надежды рухнут, он не покинет Руала, и все происшедшее с ним за последние три дня превратится лишь в дивный, но несбыточный сон.
Он быстро прошел в свои покои.
Рюкзак был таким же, как и у Аниаллу. Только более потёртым. Анар не представлял, откуда он взялся в Руале, где за ненадобностью никогда не изготовляли подобных вещевых мешков — он мог пригодиться в дальнем путешествии, а в Руале никакие дальние путешествия были невозможны, город был не таким большим…
Сколько Анар себя помнил, рюкзак просто лежал в одном из шкафов. Он был сшит из тёмно-коричневой кожи неизвестного Анару животного, которая не пропускала магию. С внутренней стороны в некоторых местах стенки его были аккуратно разрезаны, видимо, там некогда располагались потайные кармашки, откуда его родня уже извлекла содержимое. Анар часто открывал этот шкаф, чтобы вдохнуть запах старой кожи. Нет, это был совсем иной запах — манящий, запретный. Запах надежды, аромат свободы и перемен. Каждый раз, стоило алаю вдохнуть его, и сердце его начинала грызть странная тоска. Но, видимо, сердце оказалось слишком большим, и по сей день от него ещё много чего осталось.
Еще была книга — тонкая книжица в жёстком коричневом переплёте. На кожаной обложке был выдавлен рисунок дракона. Прежде он, наверное, был покрыт золотой краской, но она успела истереться, и лишь местами время от времени поблёскивали редкие искорки. Её страницы были исписаны от руки, причём некоторые строчки были кривыми, словно их писали в спешке или в неудобном положении. Книга вообще казалась какой-то слишком потёртой, словно ею постоянно пользовались и делали это очень небрежно.