Россия и Запад | страница 14
Ключевский здесь излагает эти два направления в том виде, в каком они оформились к 40-м годам XIX века. Это было недолгое время, когда оба подхода уже развились в самостоятельные, обособленные системы взглядов, но еще не осложнились разнообразными позднейшими наслоениями, пребывая как бы в первозданной чистоте. В русской поэзии славянофильство этого периода отобразилось, наверное, только в творчестве Лермонтова, который одно время был довольно близок к кругам московских славянофилов. В стихотворении "Умирающий гладиатор", написанном в 1836 году, поэт, со вкусом описав агонию сраженного гладиатора, после этого несколько неожиданно прибавляет:
Не так ли ты, о европейский мир,
Когда-то пламенных мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславной головою,
Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Без веры, без надежд - игралище детей,
Осмеянный ликующей толпою!
Приводится здесь у Лермонтова и объяснение причин этого падения. Их упомянуто две: "язва просвещенья" и "гордая роскошь". Что касается последней, то это было вполне в духе славянофилов - укорять Запад в том, что он предал забвению духовные начала и сосредоточился на одном материальном накоплении. А вот постоянное третирование "просвещения" в русской поэзии выглядит уже довольно любопытно. В более ранней поэме "Измаил-Бей" Лермонтов говорит о своем герое-черкесе:
Он, сколько мог, привычек, правил
Своей отчизны не оставил...
Но горе, горе, если он,
Храня людей суровых мненья,
Развратом, ядом просвещенья
В Европе душной заражен!
Выше я разбирал уже своеобразное отношение Тютчева к этому вопросу. Припомним также строфу из известного пушкинского стихотворения "К морю":
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Под "просвещением" и здесь понимается порочная европейская цивилизация; "тиран" же - это, несомненно, русский император (недаром эта строфа по цензурным соображениям заменялась точками, уж конечно, не из-за инвективы на западное просвещение). В устах Ломоносова такие выпады, разумеется, были еще немыслимы. Никто из деятелей русской культуры не ценил больше его европейское просвещение. Но ни Петр, ни Ломоносов не могли предвидеть, к каким странным последствиям приведут их героические усилия по внедрению в России западной культуры. На протяжении всего XVIII столетия движение России к Западу идет еще как бы по инерции; "ничтожные наследники северного исполина", как сказал Пушкин, "изумленные блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения". Но в начале XIX века, под действием грандиозных исторических потрясений, в России разом обнажился весь запутанный узел накопившихся противоречий.