- Ты ловко все придумал. - Махмуд поднял воспаленные глаза на Гассана. - Но что толку разыскать Ибн-Сину и привезти его в Газни, если он не пожелает применить к нам свое искусство. Ведь если Ибн-Сина не захочет меня лечить, его не заставят это сделать ни меч, ни огонь!
- Ты, как всегда, прав, государь, - хитро улыбнулся визирь. - Но есть не менее сильное средство - слово!
- Не смеши, - фыркнул султан. - Разве может пустая болтовня заставить человека что-то сделать?
- Вспомни, повелитель, не мое ли слово заставило тебя нарушить закон шариата?
- Ты змей, Гассан! Но послушает ли тебя Ибн-Сина?
- Он послушает своего собрата, - убежденно счистил Гассан. - Его имя Фарух.
- Твой... отравитель? - Махмуд рассмеялся.
- Яд - тоже лекарство, - возразил старик. - Владеть им - большое искусство!
- Ну да, как же. Очень большое. Скольких оно уже вылечило от всех недугов... и отправило в рай!
- Но ты успокоил им свою боль, государь!
- Что? Ты дал мне яд?! - Махмуд резко вскочил и схватил визиря за горло.
Старик вцепился в пальцы султана, стальным ошейником сомкнувшиеся на шее, и судорожно пытался разжать их. Чувствуя, как мутится рассудок. Гассан прохрипел:
- Я тоже пил из чаши...
Махмуд немного ослабил хватку, потом отпустил визиря и снова улегся на подушки: какая разница, когда умереть - часом позже или раньше. А боль, похоже, действительно ушла. Но даром такие вещи Гассану не пройдут. Лукавый раб!
- Говорят, ты купил этого Фаруха? - как ни в чем не бывало лениво поинтересовался султан. - Разве он грек?
Визирь растирал морщинистую шею. Вот какова благодарность владыки: ты печешься о его благе, а он походя готов придушить тебя! Однако сколько еще силы таится в измученном болезнью теле Махмуда! Силы нечеловеческой, яростной, злой!
- Он сам не знает, кто он, - хрипло ответил Гассан. - Мальчишкой его взяли в плен на греческом корабле. Приняв ислам, Фарух стал воином. Однажды его поймали в гареме одного из твоих недостойных слуг, и тот распорядился сначала оскопить его, затем выколоть глаза...
- Ясно. Ты дождался оскопления и купил его жизнь, - прервал визиря султан. - Не в твоем ли гареме его поймали?
- Не помню, государь. - Темное, как сушеная айва, личико Гассана сморщилось а подобострастной улыбке. - Кисмет, судьба!
- Ладно, - усмехнулся Махмуд. - Мы хотим взглянуть на него.
Старик снова хлопнул в ладоши.
Вскоре стражники ввели в покои высокого худого человека в темных одеждах. Властелин долго разглядывал его и, наконец, спросил, тяжело роняя слова:
