И снова Монголия. Теперь она кажется мне не просто дружественной территорией, как это было при первом перелете границы, а чем-то близким, дорогим. Бои и кровь, пролитая за эту землю, углубили мои чувства.
Обстановка в небе изменилась. Самолетов у нас стало не меньше, чем у японцев, и воздушные бои не затихали, более того, с каждым днем их накал нарастал. В отдельных схватках только одних истребителей доходило до трехсот и более машин. И я сразу же включился в боевую работу. Однако поврежденный позвоночник напоминал о себе. После боя иногда становилось до того худо, что приходилось ложиться и отдыхать тут же, возле самолета.
Как и у большинства летчиков, у меня было профессиональное самолюбие. Я не хотел быть слабее товарищей и менее выносливым, чем они. На свое недомогание никому не жаловался.
И вот я снова в воздухе. Более семидесяти истребителей летит на штурмовку железнодорожных эшелонов, только что пришедших на станцию Халун-Аршан. Станция находилась в шестидесяти километрах от района боевых действий. Для японцев она была самым близким пунктом разгрузки и держалась нашей авиацией под постоянным контролем. Кроме бомбардировщиков для ударов по ней привлекались и истребители.
Чтобы скрыть сосредоточение войск и избежать лишних потерь, японцы подавали эшелоны и производили выгрузку, как правило, ночью. На этот раз они поспешили с доставкой солдат и были засечены разведчиками. Успеть захватить эшелон на выгрузке до темноты могли только истребители.
Около пятидесяти километров маршрута пролегало над безжизненными горами Большогр Хингана, в которых и находилась станция. Горы начинались холмистыми отрогами и постепенно переходили в отвесные скалы. Блестевшими на солнце вершинами и затемненными впадинами они сверху были похожи на застывшие морские волны с белесыми гребешками.
Мне уже приходилось летать над ними, и всякий раз, едва послышится в гуле мотора фальшивая нотка, невольно застываешь и весь обращаешься в слух. Ровное, чистое гудение успокаивает. С облегчением вздохнешь и снова с настороженным любопытством рассматриваешь плывущие под тобой островерхие громады.
Вокруг только горы и горы. Но вот вдали появилась темная полоса. Ока быстро растет и расширяется. Над ней стелется сизая дымка. Издали кажется, что здесь только что прошел гигантский плуг, раздвинул угрюмые склоны, а сизая дымка не что иное, как глубинное дыхание земли.
