А формы и методы нашего «промысла» под руководством Хмели продолжали совершенствоваться. Мне, правда, не правилось воровать ни на чужеземных судах, ни на базаре, хотя я и стал вожаком «заряжальщиков», — поэтому, как-то подумав, предложил Николаю Зубову поиск пропитания хоть и трудный, но более достойный.
— Послушай, Зуб, в городе много голубей. Их ведь, Пор, можно есть. Давай ловить.
Мой приятель согласился, но для ловли птиц требовалось найти сетку. Мы раздобыли обрывок рыбацкой сети, устроили ловушку и стили ждать, когда в нее попадут голуби. Их тогда в городе было очень много. Сытые, откормленные на элеваторах и в порту, где стояло много судов с зерном, они не шли на наши приманки, и за день нам удалось поймать только пять птиц.
Вечером, как обычно, у костра, собрался наш постоянный состав. На вертелах из винтовочных шомполов жарилась дичь, всем не терпелось отведать птичьего мяса, но мы с Зубом не торопились, заботясь об одном — как бы не провалить дегустацию нового блюда. Первым пробу снял Хмель — блюдо ему понравилось и идею нашу он одобрил. Но что там было пять голубей на ораву из ста голодных мальчишеских ртов…
На следующий день, проходя по улице Серебряковской, я обратил внимание на то, что птицы слетаются на чердаки зданий, и тут же предложил.
— Зуб, лезем?..
Возражений не последовало. Ночью мы решили сделать пробный отлов. Достав два мешка и подготовив им для освещения, притихли в ожидании темноты. Но не все нам было ясно в задуманном. Как, например, попасть на чердак? Ведь дома, да и многие ворота их запирались. Выбрав трехэтажное здание на углу Серебковской улицы, я принял решение лезть на чердак по водосточной трубе. Там мне предстояло отловить голубей, упрятать их в мешок и сбросить добычу Зубу. Сколько водосточных труб Новороссийска запомнили те пиши ночные операции! Но первый подъем по одной из них навсегда запомнился и мне.
Лезть было не только трудно — опасно. Труба, слано скрепленная, могла бы просто отвалиться от стены, особенно когда уже на высоте третьего этажа я карабкался через сильно отступавший от дома карниз. Преодолел я тогда то препятствие. На чердаке управился быстро, а вознаграждением, платой за трудности были мне потом добрые улыбки пацанов-ровесников и их немногословная благодарность: «Сова — мужик что надо, ничего не боится. Сорок голубей нам принес…»
Временами я заходил домой. Мать была худая от голода, похоже, почернела даже. Когда приносил ей голубей, тревожно расспрашивала:
