Это будет позже. Однако и теперь имеющиеся в его распоряжении данные вполне раскрывали сущность Наджибуллы со всеми его азиатскими хитростями, мусульманским коварством и запутанными, как лисьи следы, политическими устремлениями. Наверное, это видели и в Политбюро ЦК КПСС, и в правительстве СССР. Но очень уж жестким был дефицит порядочных людей в политическом руководстве Афганистана. А обвинять политика в подлости все равно, что обвинять тигра в зверстве. Только тигр, пожирая жертву, не рычит о том, что делает это ради ее же блага.
Бог весть почему — во всяком случае, не по профессиональному признаку и не в силу выдающегося интеллекта — назначенный министром иностранных дел СССР Шеварднадзе заявил в интервью «Известиям»: «Решение о вводе войск принималось за закрытыми дверями несколькими высшими руководителями страны. Я, в ту пору кандидат в члены Политбюро, как и некоторые другие мои товарищи и коллеги, был просто поставлен перед фактом». Это было сказано много позже свершившегося факта и, видимо, в пику своему предшественнику на посту министра Громыко, который, кстати, утверждал, что Политбюро ЦК КПСС единогласно приняло решение о вводе войск в Афганистан. Ну, а если Шеварднадзе был бы поставлен не перед фактом, а перед голосованием решения могучей четверки? Он, даже среди завзятых льстецов особо выделявшийся славословием в адрес Брежнева, проголосовал бы против? Предположение нелепое и невероятное. Да и весь Верховный Совет в его тогдашнем составе, конечно, единодушно одобрил бы «мудрое» решение Политбюро. И то, что решение не было вынесено на обсуждение номинально Высшего органа государственной власти страны свидетельствует не о боязни отказа в поддержке, а об откровенном пренебрежении к морально выдрессированным депутатам.
Но вероятно и то, что Шеварднадзе поддержал бы идею о вводе войск совершенно искренне. Иначе, почему бы он потом стремился оттянуть вывод 40-й армии из Афганистана? Одним из тех с кем консультировался Наджибулла, перед тем, как исказить настоятельные рекомендации Горбачева, был Шеварднадзе. Намечавшийся на февраль 1988 года вывод войск он встретил в штыки и проект заявления правительства по этому поводу сформулировал преимущественно в сослагательном наклонении с многозначащим в той обстановке союзом «если». Его расплывчатая, конкретно ни к чему не обязывающая формулировка, могла быть окончательной, так как за нее проголосовали все члены Политбюро. Положение спас Горбачев, в последний момент собственноручно изменивший текст, чем значительно приблизил окончательное решение о сроках вывода войск.
