— В порядке.
— А ты знаешь, Юрий Ангонович, как римляне располагали часовых на ночь?
— Сказать, что не знаю, как-то не по-суворовски. Сказать, знаю, ты не поверишь. Как быть?
— Слушать старших, если хочешь вырасти большим и умненьким, — назидательно подняв палец, проговорил Михаил и обернулся к заинтересованно прислушивавшимся парням. — Это и к вам относится, юноши. В первых строках докладываю, что в римских отрядах стражи поддерживалась жесточайшая дисциплина. Если командир при обходе обнаруживал спящего часового, его сперва ужасно избивали, а потом сжигали, почему-то вместе с одеждой. Наверное, для того, чтобы ее будущий владелец не заразился недисциплинированностью. А с часовыми было так. Когда солдаты укладывались спать, часовые стояли не перед ними на расстоянии, как это делается сейчас, а внутри. Если кто-то хотел проникнуть на охраняемый объект, то прежде чем снять часовых, он вынужден был пройти по телам спящих.
— Нашего Дмитриевича на них не было, — отозвался кудрявый черноволосый прапорщик Валерий Савченко. — Он бы за тридцать метров всадил в часового нож так, что тот бы и не пикнул.
— Тогда уж лучше снять из бесшумки, — хмыкнул кто-то. Остальные рассмеялись.
Отношения в группе были весьма демократичные. Парни, независимо от званий, обращались друг к другу на «ты» и чаще всего по имени. Исключение делалось не для многих. Капитана называли командиром и Васильевичем, Марьясина — Мишей или старшим с ударением на последнем слоге, Малышева — Дмитриевичем и только юного лейтенанта Черных все, кроме капитана и старшего лейтенанта, величали Юрием Антоновичем, вероятно, потому, что он затрачивал немало усилий, чтобы казаться солиднее и старше. Однако ничего похожего на фамильярность и панибратство в отношениях между командирами и подчиненными не было. Никто не переходил эту незримую, но четко ощущаемую границу. Субординация не внешнее ее проявление, которым так дорожат люди, не имеющие за душой ничего, кроме чина, а ее внутренняя сущность, та, что бросает подчиненного под пули, нацеленные в командира, — соблюдалась в полной мере. О настоящих офицерах мотострелки и десантники шутили: «Командир остановился — все сели, командир сел — все легли.» Люди группы Кондратюка точно знали, что здесь, где довлела фанатичная религиозная сила, подкрепленная боевыми отрядами моджахедов, то есть, по существу, в тылу врага, от командира зависит их жизнь. И понимание этого еще больше крепило ту сознательную дисциплину, которой на протяжение всей истории человечества добивались все армии мира. Но это подразделение спецназа ГРУ было лишь крохотной частичкой разлагавшейся и уже начавшей смердеть большой армии гигантской страны.
