Пять дней в Париже | страница 62



Но что объяснять: что она больше не хочет с ним жить, что когда-то она любила его, а теперь все прошло, что он не оправдал ее надежд, ее ожиданий? Возвращаться ей было некуда. Оливия поняла это ночью, когда вставила ключ в дверь и почувствовала, что просто не может повернуть его. Она должна была сделать давно задуманное – оставить его. Оказалось, что для него она больше ничего не значит уже много лет. Большую часть времени он совершенно не замечал ее существования. Теперь это стало окончательно ясно.

– Вы хотите от него уйти? – осторожно спросил Питер, когда они закончили есть. Это было совершенно не его дело, но ведь он проехал десять часов на машине только для того, чтобы убедиться, что она жива и здорова. Это давало ему право по крайней мере на минимум информации, и она это прекрасно сознавала.

– Да, наверное.

– Вы уверены? В том мире, в котором вы вращаетесь, это может вызвать сенсацию.

Не большую, чем если меня здесь обнаружат в вашем обществе, – засмеялась Оливия, заставив своего собеседника поперхнуться. Спорить с этим было трудно. Его собеседница вновь посерьезнела. – Скандал меня не пугает. Это просто хлопушка, как детские игрушки во время Хэллоуина. Дело не в этом. Политика – это не для меня. Мне многое уже пришлось выдержать, и я знаю, что говорю. Президентские выборы я просто не переживу.

– Вы думаете, что в следующем году он будет рваться в Белый дом?

– Возможно. Даже более чем вероятно. Но если он пойдет на это, я не смогу быть с ним рядом. Да, я перед ним в долгу, но не до такой степени. Он хочет от меня слишком многого. Когда мы встретились, у нас были верные представления о жизни, и я знаю, что Алекс тоже много для него значил, хотя он никогда не был рядом, когда его сын и я в нем нуждались. Но в большинстве случаев я готова была его понять.

Я думаю, перемены начались, когда погиб его брат. В нем что-то словно отмерло после этого. Ради политики Энди отринул все, чем он был и что его волновало. А я так не могу. И не понимаю, почему я обязана делить с ним эту тяжесть. Я не хочу оканчивать свои дни так же, как моя мать, которая постоянно пьет, страдает от мигреней, ночных кошмаров, ужаса перед журналистами. У нее все время трясутся руки, и она больше всего на свете боится скомпрометировать моего отца. Никто не может все время жить в таком напряжении. Она очень изменилась внутренне, но выглядит она всегда потрясающе. Макияж, пластические операции – все это скрывает ее страх. Папа таскает ее с собой на все свои встречи, лекции, публичные выступления и турне. Если бы мать могла говорить правду, она бы призналась, что ненавидит его за все это, но она никогда так не поступит.