– Вот и я так думаю, – поддакнул Валерий Авдеев. Пальцы его правой руки рассеянно, чисто автоматически оглаживали пустую хрустальную рюмку, которую он минутой ранее поставил перед собой на журнальный столик.
– Мы живем в океане скуки, – медленно роняя слова, сообщил Валерий. – Подавляющее большинство людей на Земле занимается скучной рутинной работой. Такая работа совершенно не требует воображения. И поэтому она резко снижает интерес к себе… Скука – страшная вещь, ребята, доложу я вам. Нет на белом свете ничего страшнее скуки.
Виктор Баранов зевнул вторично – зевнул со смаком, со слабым мычанием, широко распахивая рот. На сей раз он не стал деликатно прикрывать свой зевок ладошкой. Небось хотел показать нам с Валерием тем зевком, подчеркнуто театральным, насколько скучны, неинтересны ему все эти рассуждения Авдеева о скуке.
Дружеским тоном я вкрадчиво посоветовал ему:
– Закрой рот, дружище, а то муха влетит. И навостри уши. Валерий, к твоему сведению, совершенно прав. Скука – очень страшная вещь. Она синоним безнадежности.
Виктор зевнул снова – и опять со смаком.
– Эй, ты, я кому говорю, прекрати картинно зевать! – рявкнул я. – Ты не на провинциальной сцене!… Так вот, хочу в поддержку слов Валерия порассуждать немножко о том, что такое безнадежность, этот, повторяю, синоним скуки… Ты навострил уши?
– Навострил, – проворчал, хмуро глядя в потолок, Виктор Баранов.
Я кивнул, принимая сказанное к сведению, и сказал:
– Многие порывы человеческой души, в том числе самые благородные, буквально разрушались и исчезали под влиянием скуки, тоски, безнадежности. Разрушалось иной раз даже и само человеческое сознание.
– Сознание, говоришь, разрушалось? – перебил меня Баранов, отрывая взгляд от потолка. Он слегка приподнял брови. – Не понимаю, каким образом.
– В безнадежных на первый взгляд обстоятельствах, – принялся разъяснять я, – наше сознание, образно выражаясь, загоняет нас в угол. Мы чувствуем себя оказавшимися в тупике, из которого нет выхода. А безнадежные обстоятельства – это ситуация той же самой кромешной скуки, положим. Ну, например…
– Да, да! Например, – вновь подал голос Баранов, еще выше приподнимая брови.
Я сказал негромко и рассудительно:
– Например, возьмите и посадите человека в темную комнату, где стоит абсолютная тишина. Пройдет какое-то недолгое время, и он начнет маяться от самой элементарной скуки. А затем – что неизбежно! – и от необычайного напряжения своего сознания. Такое напряжение будет нарастать у него от часа к часу, изо дня в день. Когда наступают слепота и глухота, очень длительные и не имеющие, кажется человеку, конца, происходит одна крайне пренеприятная вещь. Это доказано в многочисленных научных экспериментах подобного рода с добровольцами, посаженными в темные и тихие комнаты. Ослепший и оглохший человек довольно-таки быстро превращается в совершенно безвольное существо. Его сила воли полностью истощается, нисходит буквально на нет. Результат тут, между прочим, оказывается намного сильнее причин, вызвавших его.
