Я так полагаю – это мать ее, с того света на дочь взирая, бессловесно повелела ей эту последнюю услугу отцу оказать и собственноручно кресла его сжечь, чтобы оставленные сокровища единственному своему дитяти передать. Слуги беспременно покрали бы все, а так отыскалось завещание покойницы и ее драгоценности.
Далее следовало подробнейшее описание доставшихся бедной Зене сокровищ, которое Юстина прочитала с огромным удовольствием. Нет, такое чтение и правда в наши трудные времена целительным бальзамом изливается на душу и сердце. Особенно целительным оказалось описание медальона на цепочке, в каждое звено которой были вделаны небольшие рубины одинаковой шлифовки, сам же медальон был украшен алмазом размером с лесной орех, в окружении рубинов покрупнее. В медальоне Зеня обнаружила волосики. Из завещания матери следовало, что это были волосы маленького братца Зени, умершего в трехлетнем возрасте. Юстина даже подумала, что из-за этой прядки отец-тиран не тронул оставленных женой драгоценностей, но потом одернула себя: вряд ли столь сентиментальная мысль могла его остановить.
Интересно, что же Зеня сделала с этим медальоном? Юстина наскоро пробежала описание какого-то кошмарно безвкусного украшения, изготовленного из золота, эмали и всевозможных каменьев, "хотя и не крупных, но огнем горящих", ага, этот кич оказался брошкой, а вот и опять упоминание о медальоне:
…над медальоном и волосиками братца Зеня даже всплакнула, а потом опомнилась и раздумывать начала, как ей поступить с богатством этим неожиданным. Хорошо, на тот момент я при ней оказалась, не иначе промыслом Божиим, и совет дала – от мужа все скрыть. Никто окромя нас о нем не ведает, одна только ея нянька престарелая Габрыся при том случилась. Чувства нянькины к пану Фулярскому самые недружественные, она, нянька, ровно змея подколодная аж шипеть начала: «Шкрыть шокровишша», зубов-то у нее, почитай, не осталось. Поначалу Зеня никак не соглашалась от мужа скрыть, мол, он ей Богом данный, да я, заставив ее пообещать наперед, что просьбу мою беспременно исполнит, пояснила, как сама поступила, приданое от мужа оберегаючи. Так и ей сделать присоветовала, а старая Габрыся меня поддержала. Рыдала Зеня в голос над волосиками братца, а тут супруг ее, пан Фулярский, явился. Хорошо, я успела коробку с сокровищами и завещание в складки платья сунуть, если что и заметит, скажу, мое это, но он, ничего не углядев, велел супруге в другую комнату выйти, воздух тут тяжелый, да Зеня не согласилась и на своем настояла, из чего следует – не такая уж она робкая, гораздо смелее стала после смерти отца-тирана. Что бы тому уважение дочери оказать и на год раньше помереть?
