…человек перед смертью меняется, в последний путь готовясь отойти. Вот и моя благодетельница вдруг такая ласковая да добрая сделалась по отношению к кузине Матильде, ну просто жить без нее не могла! А я ведь помню, что раньше только фыркала да прочь ее гнала, так что после свадьбы кузен с кузиной всего раз у нас с визитом и были, да и то считанные минуты. Теперь же никого больше и видеть не желает, только и слышишь: «Внученька дорогая». Так эта внученька Матильда у ложа, больной дни и ночи просиживает, а больше никому и входу нет, ни мне, ни прислуге, ни кузену Матеушу. Нет худа без добра – пользуясь свободным временем, сумела я всю вишню переработать и зимние вещи от моли персидским порошком пересыпать.
…Все во мне так и замерло, глазам своим не поверила, уж не привидение ли мне явилось? Чтобы благодетельница моя сама поднялась с постели и ночью по дому разгуливала – такого еще не бывало. Кузина Матильда ее поддерживала, из библиотеки шли, а я, шум услыхавши, спустилась и их узрела. Полагая, что помощь моя понадобится в постель больную уложить, поспешила к ним, а благодетельница моя, словно в доброе старое время, когда еще хвори ее не одолели, как накричит на меня, как забранится, ноги подо мною так и подкосились. Разгневалась на меня – спасу нет. "Пока жива, делать буду что мне заблагорассудится, и никто мне книг читать не запретит ". Хотя никаких книг обе не несли. В прежние-то времена пани Заворская много времени с книжками в библиотеке просиживала.
И все последние дни благодетельница моя кузину Матильду от себя не отпускала, все ей на ухо что-то нашептывала. И кузина Матильда ей какие-то старые бумаги показывала, вроде бы письма, не могла я их как следует разглядеть, не было мне входу в спальню хозяйки, услышала только, как наказала кузине их сжечь. Что ж, каждая женщина хранит у себя письма в память о своей молодости, а перед смертью часто сжигает, я и не удивлялась. Правда, другие велят с собой в гроб положить…
Вот такого рода замечания панны Доминики, разбросанные среди записей хозяйственного характера, и подстегнули Юстину на подвиг, очень уж загадочными представлялись некоторые события. В последние годы своей жизни предполагаемая дочь Наполеона, бабушка прабабушки, передавала внучке какие-то фамильные тайны… Подручный кузнеца по пьяному делу какие-то секреты выболтал… В дом вломились какие-то неведомые злоумышленники… Сокровищ, правда, не нашли, но для чего-то ведь в доме производились какие-то непонятные перестройки… А вот интересные строки. Пан Ромиш высказал панне Доминике предположение – не подручный кузнеца владел тайной, слишком был молод, вероятнее всего, сам кузнец каким-то образом что-то разведал, а на старости лет проболтался. Подручный услышал звон, да не знал толком, где он…
