После покорения Мавераннахра Чингиз-хан разделил между своими сыновьями и внуками захваченных в плен ремесленников. Получил свою долю и Джучи.
В Бухаре жило около пяти тысяч золотых дел мастеров, кузнецов, строителей домов и мечетей, которые принадлежали Орде. Были такие люди в Ходженте и Бенакенте. Все, что они производили, вся плата за их работу должна была поступать в казну Орды. Но в последние годы золотой поток обмелел, и Берке подозревал, что тут не обошлось без вмешательства потомков Джагатая и Угедэя, которые утаивают часть того, что по праву должно принадлежать ему. Подобное прощать было нельзя.
Весной следующего года в сопровождении десятитысячного войска хан Берке прибыл в Бухару.
С подобающим хану почетом у западных ворот его встретил Мусабек – даргуши города, похожий обликом на перса. Ревели сырнаи и карнаи. Непривычные к этим звукам, храпели, вставали на дыбы кипчакские кони.
После того как были произнесены слова приветствия, Мусабек еще раз низко поклонился Берке:
– Великий хан, разрешите отвести вас и ваших доблестных воинов в ставку, которую мы устроили вне стен города…
Берке нахмурился:
– Разве в городских дворцах нам нет места?
Даргуши замялся:
– В городе есть дворцы, но, великий хан…
– Говори! – властно приказал Берке.
Мусабек поднял голову и посмотрел в лицо хана своими пронзительными темными глазами.
– В городе неспокойно… Узнав о вашем прибытии, горожане со вчерашнего дня забурлили, точно вода в казане. Особенно ремесленники и мастеровые, которые принадлежат Золотой Орде.
– Чем недовольны они?
– Люди говорят, что все заработанное уходит в Золотую Орду… Нечем кормить жен и детей… Они говорят: «Пусть хан или пожалеет нас, или прикажет вырезать».
Лицо Берке перекосилось от ярости.
– Истосковались по резне!.. – зло прошептал он. – Они хотят напугать меня. И ты советуешь мне остановиться за городом?..
– Зачем дразнить собак?..
– Нет! – сказал Берке. – Я не поверну своего коня! Я научу их встречать своего повелителя! – И, повернувшись к Салимгирею, приказал: – Веди караван!
В горле хана клокотал, бился гнев.
Медленно втягивался в городские ворота караван. Воины в сверкающих кольчугах, на темно-рыжих конях, окружавшие хана, взяли на изготовку длинные копья.
Густые сумерки окутывали город. От журчавших арыков тянуло влажной прохладой, и в темных садах пели соловья. На черном бархате неба вспыхнули большие мохнатые здвезды.
Впереди процессии ехали даргуши Мусабек и сотник Салимгирей.
