— Как мне приятно вас слушать, — сказал Джеймс. — Наш хозяин именно такие порядки и завел в конюшне.
— А кто ваш хозяин, молодой человек, если позволительно задать вопрос? По тому, что я вижу, хозяин он отменный.
— Мистер Гордон из Биртуик парка, что за Биконскими холмами.
— Вот оно что! Я о нем слышал, говорят, прекрасно разбирается в лошадях, верно это? Еще говорят, он лучший наездник в ваших краях?
— Думаю, что это верно, — ответил Джеймс, — но после того, как погиб его сын, мистер Гордон реже ездит верхом.
— Да-да, бедный молодой джентльмен, я читал об этом в газетах. И отличный конь погиб, верно?
— Прекрасный конь, брат вот этого и очень похожий!
— Какая жалость, — сказал старик. — Это плохое место для прыжка, если я его правильно помню: наверху живая изгородь и крутой обрыв к ручью, верно? Лошади не видно, куда она скачет! Я за смелую скачку, она всем нравится, но бывают прыжки, которые под силу только опытному наезднику, поднаторевшему в охотничьих гонках. Другим же не стоит рисковать: жизнь человека и жизнь коня дороже лисьего хвоста — должна быть дороже, во всяком случае!..
К этому времени второй конюх закончил чистить Джинджер и принес нам с ней кукурузы. Джеймс и старший кснюх вместе покинули конюшню.
Позднее тем же вечером второй конюх привел к нам еще одного коня, и пока приводил его в порядок, в конюшню явился поболтать молодой человек с трубкой в зубах.
— Послушай, Таулер, — попросил его второй конюх, — поднимись по лесенке на сеновал и принеси сена для этой кормушки! Только оставь внизу трубку!
— Ладно, — отозвался тот и полез на сеновал.
Я слышал, как он топает над моей головой, как сносит сено вниз. Зашел Джеймс, чтобы в последний раз убедиться, что мы с Джинджер хорошо устроены на ночь, а после его ухода дверь конюшни заперли.
Не могу наверняка сказать, долго ли я спал, не могу сказать, и в котором часу я проснулся среди ночи, знаю только, что разбудило меня весьма неприятное, хоть и неопределенное ощущение. Окончательно пробудившись, я заметил, что воздух в конюшне сделался каким-то плотным и удушливым. До меня доносилось покашливание Джинджер, да и другие кони вели себя беспокойно. Я ничего не мог разглядеть в темноте, но конюшня быстро наполнялась дымом, и мне уже нечем было дышать.
Лаз на сеновал был открыт, и мне показалось, что дым плывет оттуда, сверху. Вслушавшись, я различил легкое шуршание, потрескивание, похрустывание. Я не понимал, что это такое, но в шорохах и треске чувствовалось нечто зловещее, и я вздрогнул всем телом. Другие кони сильно встревожились, они дергали недоуздки, били копытами.
