Адорам. Я не люблю мрачного. Но не хочешь ли ты, чтобы я послушал?.. в такой зной?
Самсон (смеясь). Нет, я послушаю один. Позови их.
Адорам (поднимаясь). Они все ненавидят тебя. Да и какой ты иудей? У меня есть монеты с изображением владык ассирийских – ликом и статностью твоею ты один из них, прекраснейший, а по душе ты давно наш. Я пойду пока к Далиле.
Самсон. Скажи ей, что и я сейчас приду.
Адорам. Скажу, она будет счастлива. Галиал станет бранить меня, когда вернется, но иногда он просто глуп, этот мудрец и советник царей! А знаешь: эта, которую зовут Слепой из Иудеи, молода и красива… но голос у нее не для песен!
Оба смеются.
Самсон. Я выйду с тобою, а потом вернусь. Так будет лучше.
Адорам. Не прикажешь ли, чтобы замолчали мои ученицы? Иудеи не любят наших песен.
Самсон. Нет! Пусть поют, я люблю. Дай руку. Они отказались от нашего хлеба: пусть заткнут уши, если не хотят и песен наших!
Смеясь, удаляются во внутренние покои. Минуту покой пуст, – затем широко открывается наружная дверь, впуская солнце. На пороге останавливаются залитые светом, точно горящие по контуру, две женщины: Слепая и маленькая, черная, сморщенная старушка, мать Самсона, Мариам. Старушка слаба, нерешительна и боязлива, – Слепая, мучаясь слепотою и ища помощи у Мариам, в то же время почти насильно влечет ее, толкает впереди себя. Одеты бедно, почти в рубище.
Слепая. Веди же меня, Мариам! Отчего ты остановилась?
Мариам. Там темно, я боюсь. И у меня дрожат ноги… подожди, Мелхола. И у меня дрожат ноги, я устала.
Слепая. Ты всю дорогу жалуешься на усталость. Или ты боишься твоего сына, мать?
Мариам. Я стара и больна, отпусти меня, Мелхола.
Слепая. Веди!
Почти толкает старуху; входят, закрыв дверь. Становятся у порога, привыкают к полумраку. У Мариам вид скромной и испуганной просительницы. Слепая сурова и решительна, держит ее за руку, не отпускает.
(Тихо.) Есть кто?
Мариам. Нет, никого. (Плачет.) Сын мой, сын мой…
Слепая. Не плачь!
Мариам. А если он уже умер?
Слепая. Ну что ты, Мариам!
Мариам. А зачем ты не позволила мне вкусить пищи? Я ослабела и не могу не плакать.
Слепая. Я же давала тебе фиников дорогой и молока, – что ты говоришь, Мариам!
Мариам. Один раз только. Я не могу!
Слепая. Нет, два раза, да еще сейчас я дала тебе финик, ты его спрятала. Мать, мать! Или ты совсем забыла, зачем пришла к сыну? Вспомни! Что наказывали тебе старейшины и народ? Что сказал бы твой супруг, покойный Маной, если бы он видел твою слабость? Вы оба посвятили Самсона богу, – вспомни – он Назорей…
