— Хорошо, товарищ подполковник, — кивнул Сергей. Ему и в самом деле было все равно, потому что смерть Зотова угнетала своей нелепостью. «Поймают убийцу, не поймают — что теперь? Смертную казнь отменили, в Европу хотим, гуманностью кичимся… когда старики от голода дохнут, в переходах дети вшивые денег просят, а министры с депутатами от бабок лопаются. И если Зотова застрелил именно тот, в киношном багровом пиджаке, — ничего удивительного. Мало того, из-за своей нелепости это наиболее проходной вариант. Пожалуй, если возьмут суку, попрошу ребят, чтобы впустили меня к нему в камеру минут на пять, — решил Сергей. — С демократизатором. Спишут на сопротивление, им не привыкать…»
Главное — лишь бы не из-за чертовой тарелки.
Лишь бы не из-за НИИ.
Ведь если из-за нее, из-за института, то виноват он, Сергей.
Хотя Зотыч расплевался с этим делом, из игры вышел… Они не могли не знать, они должны были знать!!!
Стоп, сказал себе Сергей.
Хватит.
Этак далеко можно забраться, посему лучше на этом и стопорнем. За Зотыча потом, если надо, глотки порву, но это потом, когда все узнаю. А пока — пока потерпим.
В отделении было непривычно тихо, встречавшиеся в коридорах сотрудники прятали глаза. Такого здесь не было с девяносто третьего, когда смоленские гастролеры положили из автомата двух сержантов и майора Томцева… Конечно, были еще и те, кто не возвращался из чеченских командировок, но это, во-первых, из ОМОНа и СОБРа, а во-вторых, все-таки война, пусть и идиотская… А тут — в подъезде, утром. Шел на работу…
Свинтус стоял на задних лапах, тянулся к краю баночного горлышка, и Сергей вспомнил, что не принес ему ничего пожрать. Поискал в ящиках стола, в сейфе. Под кипой бумаг обнаружилось два завалявшихся печенья, которые и получил Свинтус. Он недоверчиво их обнюхал и принялся грызть.
Сергей рассеянно переложил несколько папок с места на место, поправил покосившийся портрет Дзержинского и пробормотал себе под нос:
— А вы на земле проживете, как черви слепые живут. И сказок про вас не напишут, и песен про вас не споют.
Подумал и добавил:
— Александр Сергеевич Пушкин.
Потом взглянул на пыльный колпак люстры и прикинул, как сейчас охреневают чекисты, если они успели-таки всунуть туда жука. Или в телефон. Или куда они там обычно их вставляют… Думают, верно, что мент чокнулся. Не дождетесь, господа.
Он сел и набрал номер Пашинского. Скорее всего, убийство повесят на него: честный мужик, трудоголик…
— Николай Ильич? Привет.
