— Я хочу заявить... сказать следующее, — каким-то надтреснутым голосом, глядя куда-то в сторону, сказал Серебрянский. — Как вам должно быть известно... товарищ... я занимаю должность...
— Дальше.
— Э-э-э... По своему нынешнему статусу я...
— Тюремная вошь, — встрял в их разговор Фадеев. — Мерзкий клоп, насосавшийся крови.
— Давайте обойдемся без длинных предисловий, — веско произнес Лещенко. — Аркадий Львович, у нас подсобрано на вас неслабое досье. Так что мы в целом — да и в частностях! — в курсе ваших жизненных свершений, и прочая, прочая...
Он открыл кейс и извлек оттуда сколотую скрепкой пачку разномастных бумаг, а также видеокассету.
— Здесь у нас имеются копии заказов, сделанных вами, Аркадий Львович, в двух престижных столичных ресторанах. Это только за последние полтора месяца! — Лещенко тряхнул в воздухе пачкой бумаг. — А то вы парите нам мозги, что у вас язвенная болезнь.
— Точно, почти ни черта не жрет! — подтвердил Фадеев.
— Есть распечатки ваших телефонных переговоров. Дать вам посмотреть, чтобы вы убедились, что мы не блефуем?
Он кивнул «ассистенту», и тот тут же включил видеодвойку.
— Сейчас вы все поймете. Ну что, узнали свой «БМВ-Икс»?
Оператор, снимавший этот ролик на видеокамеру, — судя по показаниям таймера, съемка производилась сегодня, в субботу, в десять с минутами утра, — сместился чуть назад и влево. Таким образом, теперь в поле зрения оказалась целиком вся машина, припаркованная, брошенная или спрятанная, что угодно об этом можно думать, во дворе какого-то подзапущенного и, возможно, необитаемого в это время года частного домовладения. И сразу же бросились в глаза две существенные детали: кучно расположенные на боковом переднем стекле пулевые отверстия и сам водитель, навалившийся грудью на баранку джипа...
Оператор, подойдя поближе — в поле зрения на короткое время показалась его затянутая в перчатку левая рука (другой он продолжал удерживать камеру) — открыл дверцу и стал снимать убитого несколькими выстрелами водителя. И хотя смерть порядком преобразила черты лица мертвого мужчины, да еще и кровь подсохла, превратившись в багрово-черную корочку, Серебрянский — с ужасом! — узнал в покойнике своего личного водителя Николая. А уже в следующую, кажется, секунду Аркадий Львович, стремительно бледнея на глазах, стал медленно заваливаться на бок.
* * *
Но ничего.
Подняли его с пола в четыре руки, усадили обратно на стул, Фадеев сунул чиновнику под нос ватку, смоченную нашатырем, потом, когда тот чуток дернулся и завращал глазами, стукнул слегка по шее и строго сказал:
