— Хорошо. Рассказывайте о вашем преступлении.
— Но почему вам, а не кому-то другому? — прохрипел Франсуа. — Священника! Я хочу священника! Нет! Оставайтесь здесь! Я чувствую, я знаю, что именно вам я должен, я обязан рассказать… Слушайте! Это было не просто ужасно, это было преступление, выходящее за пределы ужасного, и вы это поймете… Мы любили ее оба, мой брат Анри и я…
Нострадамус вскрикнул.
— Вы любили ее?
— Да, — хрипло продолжал принц. — Мы умирали от любви к ней!
— Вы и ваш брат?
— Я и мой брат! Мы любили ее так, что из-за этого смертельно возненавидели друг друга. И наконец ее передали нам в руки…
— Передали вам в руки?! — в ужасе переспросил Нострадамус. — Кто? Кто сделал это! Говори!
— Нам выдали ее два человека, которым мы за это щедро заплатили, два преданных нам человека…
— Назовите их имена! — взревел Нострадамус.
— Гаэтан де Роншероль и Жак д'Альбон де Сент-Андре.
Нострадамус поднял к небу пылающий взгляд. Ужасное проклятие зародилось в его душе и едва не сорвалось с губ.
— Продолжайте, — потребовал он. — Что вы сделали с ней, когда она попала к вам в руки?
— Поскольку она нам сопротивлялась, нам пришлось, обвинив ее в колдовстве, бросить в тюрьму Тампль.
Нострадамус стоял неподвижно. Он был похож на призрак. Вот только из глаз этого призрака беззвучно катились слезы. Франсуа в ужасе почувствовал, как эти слезы, падая ему на руку, обжигают кожу… И продолжил:
— Иногда я сам, а иногда мой брат… Мы спускались туда, в подземелье… Несколько раз мы приходили вместе… И, поскольку она все еще продолжала сопротивляться, я приказал, чтобы ее подвергли пытке…
— Пытке! — рыдал Нострадамус, впиваясь ногтями себе в грудь, чтобы эта боль помогла умерить другую, внутреннюю. — Пытке! Боже мой! Мучить саму красоту, саму слабость! И вы говорите, что любили ее! Любили — и не сжалились над ней!
Франсуа с похоронным видом покачал головой. Нострадамус бросил на него кровожадный взгляд и хрипло, едва слышно прошептал:
— Продолжайте, и пусть Господь пошлет мне достаточно сил, чтобы я смог выслушать вас до конца!
— Микстуру! — задыхаясь, попросил Франсуа. — Я умираю…
— Продолжай! — не слушая его, выкрикнул Нострадамус.
Этот крик словно пробудил в дофине новые силы, он снова заговорил:
— Узницу не пытали…
Нострадамус вздохнул с облегчением, даже — с радостью. Его взгляд стал менее кровожадным. Инстинктивным движением он приблизил к губам больного склянку с противоядием. Но в этот момент Франсуа заговорил снова:
