— Мари, месса закончилась, пора возвращаться домой.
— Ну, пожалуйста, дама Бертранда, еще одну минуточку, только минуту! — со вздохом попросила девушка.
— Уже расстаться! — с жаром воскликнул молодой человек. — Мари, моя обожаемая Мари, неужели мне придется уехать из Парижа надолго, и — кто знает? — может быть, и навсегда, так и не узнав, кто ты? Ты приказала мне набраться терпения, ты приказала уважать тайну, которой окружила себя, и я повиновался… Но все-таки… Мне так скоро нужно будет уехать к отцу — моему лучшему другу, моему учителю, моему земному божеству. Ты же знаешь: мой отец был вынужден бежать и скрывается в Монпелье. Его обвинил в колдовстве, ему грозил сожжением, его — как загнанного зверя — преследует Круамар…
— Круамар! — будто в забытьи пробормотала девушка.
Молодой человек сделал было угрожающий жест, но быстро успокоился и продолжил:
— Моя матушка торопит меня, она не может понять, почему я медлю, почему колеблюсь, почему не хочу поскорее проводить ее в Монпелье. Но ведь она не знает, что я встретил тебя!
— Рено! Завтра ты узнаешь все, что должен знать обо мне. Потому что сегодня я пойду к одной женщине, которая наверняка подскажет мне, как поступить. Я уже решилась.
— Пойдемте, Мари, — настаивала дуэнья. — Время позднее!
Но Мари не слушала.
— Рено, мой Рено, я так люблю тебя за твою покорность! Ты бы узнал все, ты ведь можешь все, если только захочешь. Но ты согласился на испытание: ты сам захотел, чтобы я до времени оставалась для тебя незнакомкой. Но завтра, завтра здесь же, под тополями, ты узнаешь, почему я дрожу от одной только мысли о том, что должна назвать тебе имя своего отца. Хотя, дорогой мой возлюбленный, ты же знаешь, что меня зовут Мари и что я обожаю тебя. Я бы могла прокричать об этом перед всем Парижем. А когда я вспоминаю, что всего месяц назад я тебя не знала, когда думаю о той таинственной и чудесной силе, о могучей силе, которой невозможно сопротивляться и которая буквально за одну минуту наполнила мое сердце любовью, у меня начинает кружиться голова…
Она, волнуясь, сжала руку того, кого звали или кто называл себя Рено.
— Как это странно, — продолжала она все тем же мечтательным тоном, — как это странно: я просто шла по улице… И вдруг почувствовала волнение, меня охватила дрожь — такая, какую просто невозможно забыть до конца жизни. И — против собственной воли — обернулась. И поняла, что это волнение, эта дрожь, сотрясавшая все мое существо, порождены одним лишь твоим взглядом. Да-да, я сразу же поняла, что ты обладаешь совершенно магической властью надо мной!
