- Не дрейфь, Мишаня! Ты ей только ляжку прострелил! - Юрик наконец-то защелкнул на могучих руках наручники, устало вздохнул. - А я ведь узнал эту дуру! Уже не первый раз перед ним задом вертит. В смысле, значит, сама напрашивается. Пожалуй, что и сговором попахивает, а?
- Пожалуй, что так… - Шебукин растерянно провел ладонью по расцарапанному в кровь лицу.
- Значит, обоих голубков привлечем!
- Это за что же?
- Как за что, - за изнасилование! - Юрик поднял голову и, с запозданием осмыслив сказанное, в растерянности взглянул на приятеля. - Черт! Думаешь, не прокатит?
- Я думаю, что вообще зря приперся сюда. - Мишаня вновь коснулся оцарапанной физиономии, болезненно сморщился. - И морду попортил, и вечер вконец поломал…
На лицо ему капнули первые дождевые капли.
- Давай-ка, Юрок, собирать манатки. Боюсь, минут через пять хлестанет настоящий ливень. А тогда от моего праздничного прикида останется одно воспоминание…
Струи барабанили по крыше, вертлявыми дорожками проливались по лобовому стеклу. Дворников Стас Зимин не включал, - с некоторых пор он с удивлением обнаружил, что стал относиться к дождю с особенным чувством. Дождь был братом и дождь был другом, - он смывал кровь с тротуаров, маскировал уличные шумы и разгонял по домам непоседливых людей. Небесное накрапывание приносило странное - почти вселенское успокоение, позволяло верить в то, что Бог все еще помнит о земле, бережно поливая ее из небесного дуршлага, шелестом капель нашептывая добрые едва слышимые истины. Дождь заменял собой тишину, помогая не только думать, но и мечтать.
Странно, но Зимин, успевший похоронить несколько десятков друзей, давно свыкнувшийся с наличием чужеродного металла в собственном теле, продолжал мечтать о несбыточном. О путешествиях под парусом, о пузатых дирижаблях и далеких планетах. Кто знает, может быть, именно земные ассенизаторы на деле являют собой самых закоренелых мечтателей. Копаясь в дерьме, трудно не мечтать о чем-нибудь более возвышенном. Стасик же Зимин вот уже на протяжении полутора десятка лет работал ассенизатором. Во всяком случае, мысленно свою работу он никак иначе уже не называл. При этом в равной степени не испытывал ни гордости, ни стыда. Поскольку отлично понимал: кто-то должен разгребать людское дерьмо, и так уж вышло, что у него, у Димки Харитонова и Тимофея Лосева это получалось лучше, чем у других. Он мог бы нагородить уйму витиеватых доводов в пользу необходимости своей профессии, но ни уголовные законы, ни высокие материи с рыцарскими кодексами здесь были совершенно ни причем. Стас и его друзья попросту разгребали дерьмо - только так и не иначе…
