— Ха! Тоже мне, грешник. Да тут любой, кого ни возьми, перегрешит тебя на раз. За один день годовой твой зачин выберет.
— Не скажи, сынок. Коли не знаешь, не говори. Грехами не хвастают. Не меряются.
Черниговские братья, отряжённые в кашевары, разложили по мискам дымящееся варево. Дожидаясь, пока каша немного остынет, наёмники ковырялись в ней ложками.
— В Альмагарде монахов не жалуют, — заметил вскользь Эмельт, до сих пор, казалось, совсем не интересующийся болтовнёй.
— А я и не жалиться туда направляюсь, — возразил Роман.
Что-то в его фразе насторожило наёмников. Всех опередил Рыжий:
— А зачем? Зачем тебе в Альмагард?
— Пиво сопровождаю, — буркнул тот.
Монаху никто не поверил. Разговор вновь умолк.
Хельмут достал матовый кристалл и приложил к уху.
— Вот, пожалуйста, — шепнул Жирмята товарищу. — Откуда у такого пропойцы слухач?
— Мало ли, — пожал тот плечами.
— Да он давно спустил всё что можно, — шептал Рыжий. — Мне Сейтсман рассказывал, они вместе по трактирам шатались. Ни гроша у него за душой не осталось. Одни долги да отрепья.
Ксюша повернулась к Хельмуту и спросила:
— Чего говорят?
Тот по привычке хотел нахамить, но что-то заставило его ответить нормально:
— Уимблдон. Рыцарский турнир на кубок Большого Шлема. Сэр Ругги против сэра Парфинга на мечах. Финальное состязание.
— И кто кого? — поинтересовался Сейтсман.
— Пока поровну. Ругги заработал очко, проведя рубящий удар в бедро, а Парфинг ответил колющим в живот.
— Ругги возьмёт верх, — вдруг вырвалось у Волошека. — Парфинг сильнее на голову, но в финале всегда слишком волнуется, пропуская даже нехитрые выпады.
— Ты почём знаешь? — уставился на него Хельмут. Волошек смутился и замолчал.
— А он с ними бился, с обоими, — встрял Жирмята. — Обоих и одолел.
— Да ну? — не поверил Хельмут.
Остальные тоже недоверчиво посмотрели на друзей.
— Точно, — неожиданно для всех подтвердил Дастин. — Парень выиграл предыдущий Уимблдон. Бился под именем сэра Деймоса.
Орк повернулся к Жирмяте и добавил:
— Именно поэтому Тург и взял вас в отряд, а вовсе не потому, что ты сунул три медяка его секретарю.
Наёмники заржали. Не смеялись лишь Сейтсман и сам Жирмята. А Ксюша впервые посмотрела на Волошека с интересом, отчего тот смутился ещё больше. Он даже нарочно припомнил презрительный плевок и грубость наёмницы, чтобы малость компенсировать нынешнее её внимание и не перекраснеть.
— Так у тебя и кубок серебряный есть? — с восхищением спросил один из братьев.
