Некоторое время спустя – сколько точно, он не знал – рядом раздался голос:
– Не хило же ты ее раздолбал, а?
У двери в кабину стояли оба пилота. В черных летных комбинезонах и шлемах они не казались теперь странными или необычными, их вид был просто ответом на вполне функциональную угрозу. Хозяева машины.
– Ага, – согласился Минголла. – Пиздец.
– Интересно как? – спросил пилот, стоявший слева.
– Об дерево.
– Это ж как надо назюзюкаться, чтобы махаться с деревом, – сказал правый пилот. – Ему-то что – бей не бей.
Минголла неопределенно хмыкнул, потом спросил:
– Вы на Ферму?
– Куда ж еще! Что так, старик? Надоели дикие телки? – Пилот справа.
– Вроде того. Подбросите?
– Не вопрос, – сказал левый пилот. – Лезь прям в кабину. Будешь сзади сидеть.
– А где кореша? – спросил правый пилот.
– Нету,– ответил Минголла, забираясь в кабину.
– Мы так и думали, – сказал один из пилотов, – хрен они вернутся.
Минголла уселся за вторым пилотом в кресло наблюдателя, пристегнулся. Он ожидал долгой предполетной проверки, но едва успели прогреться двигатели, как «Сикорский» подпрыгнул и развернулся к северу. Кроме оружейных систем, пилоты не включили ни одной защиты. Темными оставались экраны радара, термального визора, РЛС слежения за рельефом. У Минголлы по животу пробежала нервная дрожь, когда представилось, чем они рискуют из-за того, что пилоты так верят своим чудодейственным шлемам; впрочем, беспокойство растворилось в шелестящем ритме винтов и в мощном гуле «Сикорского». Минголла вспомнил, как похожее ощущение силы и защищенности возникало в нем за контрольной панелью пушки. Он никогда не давал этому чувству разрастись, ибо не верил, что оно поможет. Дурак был.
Они летели на северо-восток – вдоль реки, похожей на голубоватую стальную проволоку, что петляла между поросшими джунглями холмами. Пилоты шутили, смеялись, и полет стал постепенно напоминать прогулку трех хороших приятелей, которые, загрузившись халявным пивом, прутся неизвестно куда чем быстрее, тем лучше. В какой-то момент второй пилот подключился к динамикам и затянул унылое кантри:
Когда ты целуешь меня, наши губы встречаются, милая, Когда тебя нет, мы страдаем, страдаем в разлуке. Когда ты пилила собаку мою, я грустил, так грустил. Но когда ты пальнула мне в грудь, мое сердце пронзила тоска.
Пока второй пилот пел, первый раскачивал «Сикорского» вперед-назад, словно пьяный аккомпаниатор, затем песня кончилась и он окликнул Минголлу:
