– Я и свою карету бы кстати продал, и все лишнее.
– Ну, тем лучше; но сперва напиши только, что продается хоть коляска; а потом, смотря по купцу, увидишь, что можно сбыть ему с рук.
На другой день около обеда Петр Григорьевич и Софья Васильевна похаживали вдоль по комнатам и посматривали в окна вдоль по улице. Только что какой-нибудь офицер пронесется в экипаже, то или Петр Григорьевич, или Софья Васильевна, кто прежде вскрикнет: «Не это ли он?»
– Да это не может быть! – повторял, между прочим, Петр Григорьевич.
– Отчего не может быть?
– Да оттого, что пустяки! Ну, возможно ли, чтоб человек с таким состоянием… вот едет!… Ну, именно, дрянь какая-то, в скверной шинелишке, в измятой шляпе, вместо султана дохлая курица воткнута. Эй!… вон приехал офицер, так проси!…
Вот явился Федор Петрович налицо. Воротник как петля задушил его, так что глаза выкатились; мундир перетянут в рюмочку. Но Федор Петрович прост, а не робок. Шаркнул поклон.
– Покорно просим! – сказал Петр Григорьевич довольно сухо. Где ж мужчине понимать людей. Софья Васильевна, напротив, очень приветливо повторила: «Покорно просим!»
Федор Петрович присел на кончик стула, вынул прежде всего платок и обтер лицо.
– Вам угодно купить коляску и лошадей? – спросил опять сухо Петр Григорьевич.
– Так точно-с, имею желание.
– Так можно посмотреть.
– Вы, верно, недавно здесь? – спросила приветливо Софья Васильевна.
– Так точно-с, по делам.
– По делам службы?
– Так точно-с. Нет-с, виноват, я приехал по наследству-с.
– Вероятно, тяжба?
– Никак нет-с, получить деньги.
– Из Совета?
– Так точно-с.
– И не встретили затруднений? Кажется, большие суммы на некоторое время приостановлено выдавать.
– Точно так-с. Выдали покуда двадцать пять тысяч: вдруг, сказали, нельзя такой большой суммы выдавать.
– Вы намерены продолжать службу или останетесь жить в Москве?
– Ожидаю отставки-с.
– Да, здесь можно домком завестись, – сказал улыбаясь Петр Григорьевич.
– Так точно-с, думаю и дом купить-с.
– А вот, нравится ли вам этот дом?
– Очень-с, прекрасный дом.
– Да, дом не дурен, барский дом, я бы его продал.
– Ей-богу-с?
– Полно, Петр Григорьевич, что это ты шутишь; зачем нам продавать дом?
– Ах, матушка, затем, чтоб другой купить. Я бы его дешево отдал.
– А как-с, позвольте узнать?
– Да за пятьдесят тысяч, со всею мебелью.
– Что ж, если позволите, я куплю.
– Очень рад, что нашел такого скорого покупщика; остается вам осмотреть его.
Софья Васильевна просто пришла в отчаяние и готова была вцепиться в мужа. В ней кипело какое-то чувство ревности, как у купца, у которого отбивают покупщика: она пригласила человека, чтоб сбыть ему которую-нибудь из дочерей, а Петр Григорьевич воспользовался случаем и сбывает ему втридорога дом.
