– Позвольте сосчитаться, – сказал Желынский, потирая руки и положив колоду на стол.
– Это черт знает что! – вскричал Дмитрицкий. – Ах, дурак! сам себя надул! так глупо ошибиться! – прибавил Дмитрицкий про себя, – это удивительно!
– Что ж тут удивительного, что из пятидесяти карт, которые я вам дал, выигрываю одну?
– Да эта одна стоит тысячи! – прибавил Рацкий.
– Нет, не тысячи, а восьми тысяч четырехсот, – отвечал хладнокровно Желынский, сосчитав выигрышные Дмитрицким тысяча шестьсот рублей и вычитая их из десяти тысяч. – Рассчитаемся.
– Нет, мы будем играть еще! – вскричал Дмитрицкий, потирая лоб.
– Нет, баста! за вами восемь тысяч четыреста.
– Что ж вы думаете, что у меня денег нет? – сказал с сердцем Дмитрицкий, схватив шкатулку и отпирая ее. – Вот ваши деньги!
Для уплаты восьми тысяч Дмитрицкий должен был прихватить сотни, две из ремонтной суммы. Дрожь проняла его.
– От реванжа я не откажусь, – сказал Желынский, взяв деньги, – но завтра.
– Завтра не играю! – сказал Дмитрицкий.
– Как хотите, сегодня не могу, мне в голову ударило от удовольствия выиграть хоть одну порядочную карту: я так несчастливо играю. До свидания.
– Прощайте!
– Животное! обрадовался, что выиграл восемь тысяч! – сказал Дмитрицкий, когда Желынский вышел.
– Хм! да! ужасная скотина!
– Так глупо проиграть, как я проиграл, ни на что не похоже! Проиграл такому ослу!… это ужас!… Вы видели, как он держит карты?… Все виднехонько! Его можно бы было обобрать до нитки; но я не хотел пользоваться этим, в доказательство мой проигрыш, черт знает что!
– Да, да! – отвечал Рацкий, зевая.
– Давайте по маленькой, от нечего делать.
– Пожалуй, только мне нужно сперва сходить в дежурство… Я через полчаса приду.
Через полчаса Рацкий действительно возвратился; сели играть по маленькой, играли за полночь; но у Дмитрицкого тряслись руки, и пальцы не в состоянии были исполнять его требований. Игра кончилась ни на чем.
Дмитрицкому не спалось; всю ночь продумал он о глупом тузе, который лег вместо левой на правую сторону. На другой день он отправился отдать визит Рацкому и предложил ему пригласить олуха к себе.
– Надо же отыграться!
– И пусть он опять мечет банк.
– Да, да, да, именно!
Желынский не замедлил явиться; но, начав игру, долго не распускал хвоста у колоды. Игра не клонилась ни на ту, ни на другую сторону.
– Славная у вас коляска, – сказал Желынский.
– Не дурна.
– Что заплатили?
– Три тысячи.
– О-го! но стоит этих денег, бесподобная коляска!
