Ио не знала о том, что собой представляет этот неправильной формы предмет с острыми, будто обгрызенными краями, поэтому единственным чувством, которое она испытывала, подкатываясь к нему на негнущихся ногах, было любопытство.
Когда же она увидела в его блестящей поверхности, сквозь застывшие брызги краски и отчетливые отпечатки пальцев, чье-то лицо… А потом по косвенным признакам поняла, что лицо это именно ее… Теплая волна радости, смешанной с облегчением, накрыла ее с головой.
Она была совсем не похожа на своих уродливых сестер! Заботливых, добрых и, каждая по-своему, очень хороших, а главное – все-таки сестер – но… Нет, она была просто красива!
Не классической красотой: нос картошкой несколько портил впечатление, вытесняя ее прочь из рядов классических красавиц, но на общем фоне – очень даже ничего!
Густые, темные волосы аккуратно и коротко острижены. Над карими глазами, пристально вглядывающимися сами в себя, плавным изгибом темнеет линия бровей. А главное – совершенно роскошные, несомненно ставшие объектом черной зависти окружающих, чуть посеребренные сединой – густые усы…
И песня, которую на непонятном языке затянула Лео, зазвучала в этот момент как гимн внезапно осознавшей себя красоте.
Close your ears,
Give me your fooddarling,
Would you like a bottle of beer?
Have you ubderstood?
Did you feel the same?…
И даже существование нелепого черного предмета, навечно пришитого к правой руке Ио, в этот момент – может быть, оттого, что она впервые посмотрела на себя будто со стороны – наполнилось смыслом: ее рука сама потянулась к губам. Первую затяжку она сделала под заунывные всхлипывания, услышав которые, Нина Саймон сменила бы цвет лица.
It’d just a beer,
Its intentions are good.
O, ears…
O, food…
O, Lord!
Please, don’t let me be misunderstood!
…Заметив краем глаза какое-то постороннее движение, отраженное в зеркальном осколке, Ио насторожилась. Настороженность сменилась благоговейным ужасом, когда она осознала, что видит за своей спиной медленно наплывающее, постепенно входящее в фокус лицо Степана.
Как всегда в такие моменты, тело Ио сковало оцепенение. Она застыла совершенно неподвижно.
Степан явно направлялся именно к ней, и приближение его не сулило ничего хорошего. Глаза Степана светились в полумраке зло и пьяно. В руке он сжимал фигурку, которая сначала показалась Ио совсем крошечной, а потом, когда Степан с громким стуком опустил ее на поверхность стола – смутно кого-то напоминающей.
