Однако советник Елизаветы и ее кузен лорд Бакхерст прямо заявил королеве, что она не имеет права приговаривать своих подданных к смертной казни без судебного процесса. Она была весьма рассержена таким заявлением, кричала и оскорбляла его. Тем не менее, она решила посоветоваться с другими судьями. Узнав об этом, Берли поспешил связаться с ними и написал им: «Я не хотел бы дожить до того дня, когда женщина такой мудрости, как королева, прислушивается к ошибочным советам, которые даются ей из страха или по другим необоснованным причинам и сводятся к тому, что ее власть выше закона».
Судя по всему судьи посоветовали Елизавете не отдавать приказа повесить Дэвидсона, но, тем не менее, суд Звездной палаты решил, что он подлежит аресту. По истечении нескольких месяцев группа придворных, включая нового фаворита Елизаветы Роберта Девирея, графа Эссекса, попыталась встать на защиту Дэвидсона. Елизавета отказалась выслушивать какие-либо просьбы о помиловании Дэвидсона. Он провел в Тауэре двадцать месяцев, а после освобождения отправился доживать свои дни в имении Стенси.
Довольно бурную реакцию вызвала весть о казни Марии Стюарт и в Европе. Эта новость дошла до французского короля Генриха III на тринадцатый день. Он отказался дать аудиенцию представителям Елизаветы Статфорду и Вааду и даже приказал держать Ваада под домашним арестом в посольстве.
Статфорд писал Уолсингему, что был поражен яростью парижан при известии о казни Марии. 13 марта в столице Франции в Соборе Парижской Богоматери была отслужена траурная месса по Марии, королеве шотландцев. По давней традиции ни король, ни королева Франции не посещали траурные мессы по правителям других государств, но на этот раз Генрих III и Екатерина Медичи сломали эту традицию и приехали – правда, инкогнито – в Собор Парижской Богоматери.
Возмущение во Франции казнью Марии было необыкновенным. Даже гугеноты, которые поначалу приветствовали эту расправу над католичкой Марией, вскоре изменили свою позицию – вероятно, для того, чтобы не выступать вразрез с общественным мнением страны.
В Шотландии взрыв возмущения был не менее сильным, чем во Франции. Джеймс VI и его посол в Лондоне намекали на возможную войну.
Филипп II тоже высказал свое возмущение. Его посол в Риме умолял испанского короля увенчать его «славные усилия во имя святого Христа и наказать эту женщину, ненавистную Господу Богу и людям и возродить страну к былой славе и свободе». Чарльз Арандал, католик, который пошел на службу к Елизавете, но потом присоединился к английским эмигрантам во Франции, писал министру Филиппа II, что король должен «отомстить за вред, причиненный ему самой чудовищной и варварской женщиной, которая когда-либо носила на голове корону, а в руках держала скипетр». Берли и Уолсингем беспокоились, как будет реагировать Елизавета на протесты заграницы. Они просили Стафорда смягчить тон его донесения Елизавете о возмущении во Франции или посылать свои донесения не королеве, а Тайному совету. Они писали, что не показывали его донесения Елизавете, опасаясь, что еще больше настроят ее против безвинного Дэвидсона и некоторых других членов Тайного совета. Стафорд сожалел, что его донесения ухудшают положение Дэвидсона, но он отвечал Берли: «Я должен сообщить вашей светлости правду, что я никогда не видел, чтобы что-то вызывало столько эмоций у простых людей и великих, старых и молодых, как смерть королевы шотландцев и, в частности, ее казнь».
