В дверь тихонько постучали. Виктория отвернулась от окна.
– Войдите, – сказала она.
Она ждала Дайер и удивилась, когда в комнату вошла молодая хорошенькая брюнетка – горничная. Девушка, волнуясь, присела в реверансе.
– Вы звонили, миледи?
– Да, как вас зовут?
– Энни, миледи.
– Энни. Что случилось с моей камеристкой? Девушка снова сделала реверанс и судорожно сглотнула.
– Я думала, миледи знает...– Что именно? – нетерпеливо бросила Виктория. Мгновение Энни колебалась, а потом с явным усилием произнесла:
– Камеристка миледи только что уехала по приказанию его светлости. Она будет ждать вас в Лидсе.
Карета! Ах, какой своевольный, властный негодяй! Виктория повернулась и сердито посмотрела на свое отражение в окне со средником – за пределами комнаты в сумерках дождливого вечера дорога простиралась пустая и длинная.
Сверкнула молния, грянул гром. Сколько мелодраматизма! Викторию это позабавило, и возмущение, которое грозило охватить ее, снова превратилось в медленное кипение. Она повернулась к горничной и вскинула бровь:
– Понятно. И кто же будет мне прислуживать?
– Я, миледи, – пропищала Энни.
Виктория некоторое время смотрела на нее, потом вздохнула.
– Тогда помогите мне одеться. И перестаньте дрожать. Я вас не съем.
Энни с опаской посмотрела на нее. И успокоилась лишь после того, как Виктория улыбнулась.
– Ладно, – сказала Энни. – Ужин в девять, миледи.
Улыбка Виктории стала невеселой, когда она увидела свое бледное отражение в окне.
– Двух часов более чем достаточно, чтобы привести меня в приличный вид.
Если герцогу Рейберну нужна чопорная старая дева, он ее получит.
О чем же только он думал, черт побери?
Байрон сидел в темноте Тиковой гостиной и пил виски. Ощущение, что он только что совершил величайшую ошибку в своей жизни, росло с каждой минутой. Он откинул крышку карманных часов. Минуло полчаса с тех пор, как он отпустил последнего из слуг, дав необходимые указания, и более часа с тех пор, как он приказал проводить леди Викторию в ее комнату. Теперь она, должно быть, трепещет от волнения или кипит от ярости. А может быть, и то, и другое. А он, конечно же, должен торжествовать.
Но никакого торжества он не испытывал. По правде говоря, он изменил свое решение.
Почему он отказался от своего плана мести? Он ведь человек изобретательный. Даже если первоначальный план не годился, он, конечно же, мог найти способ испортить жизнь Гиффорду по крайней мере на полдюжины лет. И это обошлось бы ему не слишком дорого.
