Егор Петрович между тем рассказал ему следующую историю. Оказывается, вчера, поздно вечером, почти ночью, Илья в одних трусах, с ошалелыми глазами, весь перецарапанный и грязный, стал звонить в дверь к Егору Петровичу. Увидев человека в таком жалком и ничтожном состоянии, Егор Петрович проявил милосердие и, дав Илье две таблетки сильнодействующего снотворного, уложил спать. Вот, собственно, и вся история.
Наевшись и выслушав историю Егора Петровича, Илья немного успокоился. Ненависть к этому человеку улеглась, но недоумение осталось. Он помнил, как ехал в поезде, помнил, как вышел вечером на вокзале, но вот дальше…
– Нужно в милицию заявить, – сказал Илья, допив чай. – Наверное, меня ограбили.
Егор Петрович пожал костлявыми плечами и сдвинул лохматые брови.
– Вряд ли ограбили, а если ограбили, то еще и напугали до такой степени, что… А было что взять?
– Да нет, – махнул Илья рукой.-Так, мелочь – я ведь на неделю только в Питер собирался, даже паспорт дома забыл, достопримечательности посмотреть… А вообще-то меня жена бросила. Мне приятель адрес своей тети дал, обещал, что она на ночлег устроит. Адрес я, конечно, потерял. Нужно все-таки в милицию идти, – снова повторил Илья.
Егор Петрович встал и прошелся по комнате. Роста он был высоченного.
– В милицию, конечно, можно сходить. Но подумай хорошенько, что ты им скажешь. Скажешь, что нечего вспомнить. В памяти пусто. Знаешь, куда тебя направят?
– Ну, куда меня направят. Домой, в Новгород. Во всяком случае, если вещи всплывут где-нибудь, они грабителей арестуют.
– Не в Новгород тебя направят, – остановился возле него Егор Петрович, – а в больничку на обследование.
– В какую еще больничку?
– В какую, – издевательски ухмыльнулся Егор Петрович, блестя на Илью стеклышками очков.-Известно в какую – в психиатрическую, на Пряжку, – там Гоголь лечился. Или в Кащенко… Да мало ли дурдомов в городе…
– А зачем меня в дурдом? – Илье сделалось не по себе. – Я ведь не психую.
– Бывает такое заболевание, – Егор Петрович опять заходил по комнате, заложив руки за спину и ссутулившись, – когда человек совершает поступки неосознанно, а потом вспомнить не может, чего натворил. Случается, уедет куда-нибудь, очнется в другом городе. Александра Грина-то читать приходилось? А откуда ты знаешь, что не натворил там что-нибудь ужасное, а?
Егор Петрович опять подошел к Илье, склонился над ним, пристально глядя на него широко открытыми глазами (стекла очков делали их еще больше), и Илье стало страшно…
