Несмотря на свой безмерный пофигизм — или благодаря ему — все они заядлые игроки. Они играют в «переверни карту», в «чет-нечет» и в кости. Они делают ставки на скачках, собачьих бегах и подобного же рода состязаниях между представителями местной фауны — тех, что порезвее. В любой, самой занюханной деревеньке непременно есть казино. А для того, чтобы люди не слишком ломали голову над тем, как потратить выигрыш, существуют лотереи — частные лотереи, муниципальные лотереи и государственные лотереи.
В нашей команде, к счастью, игроков не было. Выяснив это, мы поняли, что невинны и непорочны — за исключением старого Джима Ларсена, который, как и полагается «Бродяге Приграничья», вел «праведный» образ жизни. Но позже, проболтавшись несколько недель по Эльсинору, мы начали все чаще и чаще заглядывать в таверны Фортинбраса и его окрестностей. Алан Кемп нечасто присоединялся к нашей компании. Тем не менее, примерно раз в неделю он объявлял, что должен непременно прогуляться, проветриться, подышать свежим воздухом, чтобы окончательно не загнуться — и отправлялся с нами.
Он всегда был не прочь заложить за воротник и сгоряча мог изрядно перебрать. Когда нам случалось гулять вместе, мы неизменно оканчивали вечер в «Бедном Йорике» — милом заведении, которое прославилось своим интерьером в траурных тонах. По обыкновению мы садились вокруг гробообразного стола и пили пиво из черепов — искусственных, разумеется, но старая кость была сымитирована бесподобно — под звуки траурных маршей. Музыкальный репертуар ограничивался этим жанром, но выбор был поистине королевским, а музыкальный автомат напоминал обелиск работы скульптора-монументалиста. Зато сальные свечи, от которых копоти было больше, чем света, были настоящие. Картину завершали роскошные траурные венки.
В ту ночь, когда все началось — в ночь, когда мечты становятся явью — Алан успел набраться довольно быстро. Накануне утром из Приграничья прибыл почтовик — «Эпсилон Креста», судно МТК. И для нашего Главного Офицера не было ни одного письма. Как следствие, Алан был мрачен и не находил себе места.
— В космосе, — повторял он, наверно, в пятнадцатый раз за этот вечер, — цивилизованному человеку не место.
— Это ты — цивилизованный человек? — спросил я. — Ты же чертовски хорошо знаешь, что никогда в жизни не сможешь пустить корни. Твое место на корабле.
— Может, так оно и было, — ответил он. — До того, как я повстречал Веронику. А теперь все иначе.
