– Да, – тихо сказал Имс, – я думаю, что вы правы. Вы кончите университет первым.
– Прав! – вскричал Смит и оживился. – Я сдал все экзамены с отличием, а теперь отпустите меня, и пусть меня исключают.
– Исключают? – сказал Имс, и в голосе его послышалась уверенность педагога, проведшего двенадцать лет в интригах. – Решительно все на свете должно исходить от того, кто стоит на вершине власти. В данном случае на вершине власти – я, и я открою правду окружающим.
Смит тяжело поднялся и медленной поступью подошел к окну. Но решение его было по-прежнему твердо:
– Я должен быть исключен, – сказал он, – а вы не должны говорить людям правду.
– Почему?
– Потому что я желаю последовать вашему совету, – ответил тяжеловесный молодой человек в тяжелом раздумье. – Я желаю сохранить оставшиеся заряды для тех, кто еще находится в таком позорном состоянии, в каком находились мы с вами минувшею ночью. Мы даже не можем оправдаться тем, что были пьяны. Я желаю сохранить эти пути для пессимистов – пилюли для бедных людей. Я пройду по свету, как нечаянное чудо – полечу беспечно, как перекати-поле, явлюсь бесшумно, как восходящее солнце, сверкну внезапно, как искра, и исчезну бесследно, как затихший зефир. Я не желаю, чтобы люди догадались заранее, какие шутки я намерен с ними сыграть. Я хочу, чтобы оба подарка, которые я несу человечеству, предстали в своей девственной и яростной силе: первый подарок – смерть, второй жизнь. Я направлю дуло револьвера в лоб Современного Человека. Но не с тем, чтобы убить его, а затем, чтобы вернуть его к жизни. Я дам новое значение понятию: скелет на пиру.
– Уж вас-то никак нельзя назвать скелетом, – сказал с улыбкой доктор Имс.
– Оттого, что я так часто бываю на пирах, – ответил дородный молодой человек. – Ни один скелет не сохранит своего скелетного облика, если он бывает на стольких обедах. Но я отклонился от темы. Я хочу сказать, что уловил новый смысл смерти и всего этого... смысл черепа и скрещенных костей, как memento mori [*]. Этот символ должен говорить нам не только о будущей жизни, но и о здешней, земной. Дух у нас так немощен, что на протяжении вечности мы страшно состарились бы, если бы смерть не поддерживала в нас нашей молодости. Провидение наделяет нас бессмертием по частям, как няньки распределяют бутерброды между детьми. – И в голосе Смита звучала сверхъестественная сила, когда он вдруг прибавил: – Но я знаю теперь некую истину, Имс. Я понял ее, когда облака розовели под солнцем.
