Мимо, высоко подняв руки, пробежала женщина. Ее почерневшее тело прикрывала только изодранная кофта; волосы спутались обуглившейся массой.
Голубое небо потемнело, по нему проносились клубы дыма. Что-то ударилось ему в бок, но он не смог повернуть голову, чтобы разглядеть, что это было.
Через некоторое время над ним пролетел вертолет, совсем низко; он ощутил, как его обдало горячим воздухом из-под лопастей, хотя и не слышал рева двигателей. Он попытался закричать – в голове загудело, и его снова окутала тьма.
Когда Карфакс очнулся во второй раз, то лежал уже на носилках, укутанный в одеяло. Руки и ноги его были связаны. Он смог слегка пошевелить ими, но сразу же пожалел об этом – голову рванула мучительная боль, она показалась огромным сгустком запекшейся крови. Стоящий рядом мужчина в белом халате прижал к его лицу респиратор.
На третий раз, открыв глаза, он увидел Патрицию. Она плакала. Стоящая рядом медсестра писала что-то на листе бумаги, приколотом к дощечке. Морщась от боли, он повернул голову.
– Это был самолет... – Голос, казалось, эхом отдавался в черепной коробке. – Он умышленно врезался в здание.
Сестра положила дощечку и обошла кровать, направляясь к нему.
– Мистер Карфакс, вам сейчас нельзя напрягаться. Попробуйте снова заснуть.
– У меня сломан позвоночник.
– Нет, только нога и два ребра. В остальном же все в порядке.
– Боюсь, что еще лопнули барабанные перепонки. Который час?
– Постарайтесь успокоиться, м-р Карфакс. Некоторое время вам придется побыть здесь.
– Который час, Пат?
Патриция сквозь слезы взглянула на свои часы:
– Почти полночь.
– Полночь?
– Гордон, попробуй заснуть. Я буду здесь.
– Нет, я хочу знать, что произошло, – запротестовал он и попытался приподняться, но первая же волна боли унесла в беспамятство.
Когда он снова очнулся, Патриции рядом не было. Так вот, полагайся на женские обещания. Но мгновением позже она вошла в палату, бросилась к нему и поцеловала.
– И надо же было проснуться в тот момент, когда мне пришлось выйти в туалет!
– А я, кажется, уже сходил, – сказал он. – Позови, пожалуйста, сестру.
К восьми часам утра Карфакс уже мог сидеть. На его правую ногу ниже колена была наложена шина, а два ребра с левой стороны облегала тугая повязка. Слышимость левого уха восстановилась полностью, но в правом еще оставалось легкое гудение. Тело и лицо покрывало множество синяков и шрамов. Голова болела так, словно он дня три беспробудно пьянствовал, каждый неожиданный звук заставлял его вздрагивать.
