— Совершенно с вами согласен. Но это послужит вам уроком, который советую хорошенько усвоить. Вам следовало бы подумать, прежде чем столь драматично падать с неба.
Вызов был брошен открыто и недвусмысленно, и Доминик, еще раз пожелав ей спокойной ночи, зашагал в темноту.
Женевьева села на каменную скамейку и оценила ситуацию, которая была малоутешительной. На сей раз она спасла Элизу от последствий ее безрассудства, но это вовсе не означало, что сестра не станет упорствовать в своем неблагоразумии. Одно ясно: Доминика Делакруа едва ли остановишь, если он устремился к намеченной цели. Что же до нее самой, то Женевьева «села на мель» под окном своей темницы.
Единственное, что ей остается, это ждать, пока все в доме отойдут ко сну. Возможно, тогда удастся проскользнуть незамеченной, разумеется, при условии, что ключ будет по-прежнему торчать в двери кладовки. Но она же не волшебница и не сможет запереть дверь снаружи, находясь уже в кладовке. Похоже, не миновать ей ссылки на плантацию у озера Борн. Только так Виктор сможет быть уверен, что младшая дочь не натворит чего-нибудь еще. И тогда ей уже не удастся оградить Элизу от чего бы то ни было.
Может, найти Николаса? Он-то ей, безусловно, поможет, но тогда у кузена будет полное право спросить Женевьеву, что она тут делает и почему выбралась из дома через окно. А поскольку он, похоже, заодно с капером, то едва ли стоит рассказывать ему о подслушанном ею разговоре.
Женевьева решила, что лучше положиться На собственную сообразительность, как вдруг уловила аромат табака: Доминик вышел из-за угла дома и небрежно направлялся к ней.
— Вы все еще здесь? — притворно удивился он. — Я был уверен, что вы уже решили свою проблему.
— Она неразрешима, — констатировала Женевьева. — Но вам, разумеется, доставляет удовольствие сыпать соль на рану, месье Делакруа. Это невеликодушно с вашей стороны — отказать мне в помощи, а потом прийти насмехаться над моим затруднительным положением.
— Невеликодушно, — охотно согласился Доминик, — но, знаете ли, мадемуазель, я вовсе не славлюсь великодушием.
— Почему-то, месье, это признание вовсе не является для меня откровением, — ехидно ответила она. — Не смею вас больше задерживать. Я сама справлюсь. — Ее губы сложились в некое подобие вежливой улыбки.
— Вы действительно думаете, что справитесь? — спросил капер уже с явным интересом.
Женевьева прикусила язык, не найдя достойного ответа: ни «да» ни «нет» здесь не подходили.
