— Пан Мешко заменил Конрада и стал купцом, исполнял приказания графа Ламберта. Потом Конрад околдовал Ламберта обещаниями богатства и славы и посвятил все свои дни строительству колдовских механизмов, которые вы видели в зале и во дворе. Мне приходилось стоять на часах семь ночей в неделю, а ночи сейчас длинные и холодные!
Пан Бодан возразил:
— Я уже, кажется, доказал, что во всех этих устройствах нет магии.
— Нет магии? Вы что, не помните, как на этом самом столе, с которого мы сейчас едим, он пролил человеческую кровь!
— Я была там, — спокойно произнесла Анастасия, — один из мужчин поранился, когда рубил деревья. Ему ногу раздробило. Пану Конраду пришлось отрезать ее и зашить рану, чтобы спасти несчастного.
— А крестьянин умер в течение месяца! Дьявольский ритуал ничем не помог ему! — крикнул Стефан.
— Но пан Конрад пытался…
— Заткнись, девка!
На несколько минут воцарилась тишина, потом Анастасия мягко заметила:
— Я помню пана Конрада на похоронах крестьянского ребенка. Он плакал.
Две недели пролетели как один день. Погода стояла отличная. Запасы еды и вина казались неистощимыми. Остальные рыцари проявили себя замечательными товарищами. А дамы… ах, дамы… я перебрал их всех, если вы понимаете, о чем я, но в конце концов обнаружил, что лучшей была самая первая. Большинство ночей я проводил с Анастасией. То есть, скорее, большинство вечеров: от обязанностей дозорного меня никто не освобождал.
Часто Анастасия приходила ко мне, когда я стоял на часах, иногда мы болтали, иногда просто держались за руки и смотрели на сверкающие в небе звезды. Она околдовала меня, хотя, конечно, из всего этого ничего не могло получиться. Несмотря на ее абсурдный статус «ожидающей дамы», она оставалась всего лишь крестьянкой, а я — рыцарь, и мои родители очень… традиционны во взглядах.
И все же… все же я старался не думать о своем отъезде из Окойтца.
Приезд пана Конрада я ожидал со смесью радостного нетерпения от предстоявшей встречи с героем и страха от прибытия колдуна. Но когда я, наконец, увидел его и привык к поразительному росту, то счел пана Конрада самым вежливым и приятным рыцарем, которого только можно представить.
Он оказался обладателем прекрасного голоса и знатоком тысяч песен; не помню, чтобы пан Конрад хоть раз повторялся, если его специально не просили об этом. Он мог танцевать и читать стихи часами. Дамы настояли на том, чтобы мы выучили его танцы: польку, и мазурку, и вальс. Иногда Конрад нанимал нескольких крестьян-музыкантов, и мы танцевали и веселились всю ночь.
