– Где вы держали Силвербоя? – спросил я.
– За тем забором, в конце сада, – указала она. – Отсюда не видно из-за деревьев. Нам придется пройти через дом, выйти и пройти по дорожке.
– Ты мне покажешь?
Она на мгновение отпрянула, потом сказала:
– Я вас проведу, если всю дорогу буду держаться за вашу руку.
– Конечно. – Я встал и подал ей настоящую, теплую, обычную руку.
– Нет... – Она покачала головой, вставая. – Я хотела сказать можно мне держаться за эту руку, которой вы ничего не чувствуете?
Мне показалось, что для нее это важно – сознавать, что у меня чего-то не хватает, что я могу понять больную, у которой нет волос.
– Ты можешь держаться за ту руку, которая тебе нравится, – легко сказал я.
Она кивнула и повезла Пеготти в дом. Рэчел сказала Линде, что поведет меня на поле показать, где жил Силвербой. Линда испуганно посмотрела на меня, но разрешила пойти, и странная пара – безволосая девочка и однорукий мужчина – прошла по короткой дорожке до закрытых ворот.
Поле было чуть побольше акра, трава на нем стояла густая, зеленая, нетронутая. Поблизости проходила труба, от которой шло ответвление к простой оцинкованной поилке. Возле поилки трава росла гуще, как это всегда бывает.
– Я не хочу туда входить, – сказала Рэчел, отвернувшись.
– Нам это и не нужно.
– Его нога лежала возле поилки, – отрывисто сказала она. – Я хотела сказать... было видно кровь... и белые кости.
– Не говори об этом. – Я обнял ее и повел назад по дорожке, желая, чтобы мне никогда не пришло в голову попросить ее показать это.
Она вцепилась в протез обеими ручками, и я замедлил шаг.
– Все в порядке, – сказала она. – Это было уже давно. А теперь все в порядке, когда я не сплю.
– Это хорошо.
– Я не боюсь засыпать!
Это был крик души, мольба, которую надо было обратить к кому-нибудь. Я остановился, не доходя до двери в дом.
– Я обычно никому этого не рассказываю, но тебе скажу. Я до сих пор вижу плохие сны о своей руке. Мне снится, что я могу хлопать. Мне снится, что я по-прежнему жокей. Мне снится, что у меня кисть разбита. С дурными снами ничего поделать нельзя. Они внушают страх, когда приснятся. Я не знаю, как их прекратить. Но ведь можно проснуться.
– А тогда у тебя лейкоз... или пластиковая рука.
– Жизнь – сволочная штука, – сказал я.
Она прикрыла рот рукой и захихикала.
– Мама не разрешает мне так говорить.
– Говори это в подушку.
– А вы так делаете?
– Довольно часто.
Мы вошли в дом, и Рэчел снова вывезла Пеготти в садик. Мы с Линдой стояли в гостиной и смотрели на них в окно.
