Подбородок юной красавицы начал обычное движение вверх.
– Главное не акцент, а человек! – сказал я.
Она посмотрела на меня с неодобрительным удивлением, но, когда я встал и взял свою тарелку, она последовала за мной. Они освободили для нас место, выразили восхищение тем, как выглядела Роберта, и не сказали ни слова о дисквалификации. Как пояснили ребята, их подруги отправились пудрить носы. Когда они вернулись с безукоризненными носами, компания распрощалась с нами и отправилась обратно танцевать.
– Они были очень милы. – В голосе Роберты сквозило удивление.
– Естественно.
Она вертела в руках вилку, не глядя на меня.
– На днях вы сказали, что мой ум в цепях. Это в том смысле, что я сужу о людях по их акцентам, а это неверно, да?
– Из Итона выходили и мошенники, – сказал я. – Ну конечно, неверно.
– Кактус! – воскликнула она. – Сплошные колючки!
– Врожденный порок и врожденная добродетель существуют, – сказал я. – Но они поселяются в нас по их собственному усмотрению – независимо от места рождения и дохода родителей.
– Где вы учились?
– В Уэльсе.
– Но у вас нет валлийского акцента. У вас вообще нет никакого акцента. Это очень странно, учитывая, что вы всего-навсего... – Она оборвала себя и ужаснулась своей опрометчивости: – Господи, я же не хотела... Извините.
– Ничего удивительного, – заметил я. – Учитывая взгляды вашего отца. Да и я ничем не лучше, в каком-то смысле. Я вполне осознанно уничтожил свой валлийский акцент. Еще в школе я тайком упражнялся, подражая дикторам Би-би-си. Я хотел стать государственным служащим и был полон честолюбивых планов. Я знал, что вряд ли сумею чего-то достичь, если буду говорить, как сын валлийского крестьянина. Поэтому со временем литературно правильная речь стала моей естественной манерой изъясняться. За что, кстати, меня очень презирали родители.
– Родители! – обреченно вздохнула она. – Ну почему от них нет никакого спасения?! То, что мы есть, – результат их влияния. А я хочу быть собой. – Она удивленно оглядела себя. – Никогда в жизни у меня не было такого чувства. Не понимаю...
– Зато я понимаю, – сказал я. – Только это обычно случается с людьми в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Это называется восстание против родителей.
– Вы надо мной издеваетесь! – Но подбородок не стал задираться вверх.
– Ни в коем случае.
Мы докончили семгу и стали пить кофе. Большая компания наполнила тарелки и сдвинула два столика рядом с нами с тем, чтобы все могли усесться вместе. Они неслись на всех парусах, подгоняемые алкоголем и дружеской беседой, шумные и раскованные. Я лениво оглядывал их. Четверых я знал: двое тренеров, одна жена, один владелец.
