Тедди Девар обдумал мои слова и сказал:
– Если отыскать один контакт, то от него уже можно найти дорожку к другому и так далее, пока не всплывет имя, которое для вас может кое-что да значить.
– Слабая, но надежда, – кротко сказал я.
– Шансов, конечно, немного, – согласился он. Наступила длинная пауза. Затем он добавил: – И все же я знаю человека, который может захотеть попробовать. – Впервые на его лице появилась и тут же исчезла улыбка.
– Это... это великолепно, – пробормотал я запинаясь.
– Результат не гарантирую.
В пятницу утром после первой выводки лошадей по моей лестнице загромыхали шаги Тони. Он взял от меня чашку с кофе и налил туда на палец виски. Выпил пылающую жидкость и поежился.
– Господи, – сказал Тони. – Какой холод!
– Теперь ты померзни, а я погреюсь, – ответил я.
– Лжец! – дружелюбно проворчал он. – Наверное, тебе непривычно жить без скачек.
– Да.
Он раскинулся в зеленом кресле.
– Поппи опять тошнит по утрам. Скорее бы кончилась эта ее чертова беременность. Поппи почти все время хворает.
– Бедняжка.
– Да... Так или иначе мы сегодня не идем на эти танцы. Она говорит, что это свыше ее сил...
– Танцы?
– Скаковой фонд устраивает вечер с танцами. У тебя же на каминной полке лежат билеты. Забыл?
– Ах да. Совсем забыл. Мы же собирались идти вместе.
– Да, но теперь тебе придется отправиться без нас.
– Я никуда не иду!
– Я так и подумал. – Он глубоко вздохнул и сделал большой глоток. – Где ты пропадал вчера?
– Навещал людей, которые совершенно не хотели со мной общаться.
– Какие результаты?
– В общем-то никаких. – Я рассказал ему коротко о Ньютоннардсе и Оукли, а также о часовом разговоре с Энди Трингом.
Поскольку дорога из Бирмингема проходила мимо его деревушки, я вспомнил о нем. Впрочем, первым импульсом было прогнать эти мысли подальше. Что и говорить, визит в дом стюарда, только что лишившего тебя лицензии, – несколько нестандартное поведение для дисквалифицированного жокея. Если бы я не был сильно огорчен его поведением, то просто проехал бы мимо.
Мое появление никак не обрадовало Тринга. Поскольку он открыл дверь своего старого особняка сам, то был лишен возможности сказаться отсутствующим.
– Келли?! Что вы тут делаете?
– Пришел к вам за объяснениями.
– Мне вам нечего сказать.
– Ошибаетесь.
Он нахмурился. Только врожденная воспитанность помешала ему захлопнуть дверь перед моим носом и уйти.
– Ну входите. Только ненадолго.
– Большое спасибо, – сказал я без тени иронии и прошел за ним в ближайшую комнату, где было много книг, письменный стол, три глубоких кресла и цветной телевизор.
