– Ну и ну, а? Ты к нам надолго?
– До понедельника.
– Отлично. Отец говорит, мы редко видимся с тобой. Как твоя мазня?
– Не до нее теперь, – сказал я и в общих чертах обрисовал Джеймсу то, что случилось со мной и моей хижиной.
– Боже праведный! – изумился он. – Что у тебя там такого ценного для воров?
– Украли мой джип, клюшки для гольфа, ну и разные мелочи.
– Скверное дело.
Сочувствие Джеймса было достаточно искренним. Он всегда готов был поддержать ближнего – хотя бы морально.
– Они не унесли твою волынку?
– Нет, волынка, к счастью, сейчас в Инвернессе. Я отвез ее туда в ремонт.
– Будешь в этом году участвовать в соревнованиях?
– Я не совсем готов. – Ты мало упражняешься, только и всего.
– Побеждают почти всегда военные, ты знаешь. Мне не стоит лишний раз говорить об этом тебе.
– А мне как раз и нравится поощрять и подбадривать людей, – сказал Джеймс, весь сияя.
Я не стал с ним спорить. Это и вправду был его величайший дар – помогать людям радоваться жизни.
Состязания мастеров игры на волынке проходили каждую осень, охватывая чуть ли не всю страну с севера и до самого Лондона. Пару раз я попытал в них счастья, но был при этом похож на новичка-горнолыжника. Интересный эксперимент, напоминающий о том, что надо избегать ситуаций, где ты можешь выглядеть шутом.
Кроме того, у меня были политические проблемы с некоторыми произведениями, исполняемыми на волынке: с древними плачами по поводу гибели и поражений отдельных исторических личностей. Я не мог – и не хотел – исполнять «Мой король высадился в Мойдарте», потому что король, который высадился там, был принц Карл-Эдуард. Да, по своему происхождению он имел право занять английский престол, но был лишен его (с тех пор, как Генрих VIII поссорился с папой), потому что был приверженцем римско-католической церкви. Принц Карл-Эдуард высадился у Мойдарта на Западных островах, чтобы начать свой решительный марш на Лондон, свою борьбу за корону, борьбу, которая, однако, вполне понятным образом привела к разорению Шотландии. После поражения принца Карла-Эдуарда под Куллоденом Англия, ликвидировав угрозу третьего переворота (восстания 1715 и 1745 годов были безуспешными), начала сгонять шотландцев с их земель и попыталась искоренить национальное самосознание побежденных, запретив им говорить на гаэльском наречии, носить килт и играть на волынке, Шотландия после этого никогда уже больше не сумела обрести прежней независимости. Конечно, килт, волынка и немного сентиментальная приверженность былым идеалам мало-помалу вернулись и остались в жизни народа, но превратились не более чем в приманку для туристов, нарочито контрастируя с тусклым однообразием рациональных современных зданий нынешнего делового Глазго.
