Прошло два часа, прежде чем стемнело. Почти все это время я затратил на поиски такого места, где можно было бы оставить Гольден-Мальта.
Там, где мы сейчас находились, можно было найти хижину – и не одну, – где нам дали бы приют, и мне, и Гольден-Мальту. Но ни одна из этих хижин не была достаточно большой или достаточно пустой. Кроме того, мы вряд ли нашли бы там проточную воду. Меня устроило бы что-то вроде сарая, расположенного поодаль от дома фермера. Только стены да крыша над головой на случай дождя и града и еще желоб, из которого мог бы напиться Гольден-Мальт.
Внутри первых двух таких сарайчиков, куда я заглянул, было очень грязно и сыро. И что еще важнее, Гольден-Мальт не стал пить воду, которую я обнаружил там. Он фыркал и брезгливо отворачивался. Сердиться на него за это не следовало. Я должен был верить его конскому чутью.
Третий сарай, к которому мы подъехали, казался грязнее, чем первые два, но Гольден-Мальт охотно вошел туда, а потом вышел и стал пить воду из желоба еще раньше, чем я успел убрать с поверхности воды мелкий сор.
С чувством большого облегчения я ждал, пока Гольден-Мальт не напьется вдоволь, а потом снова ввел его в сарай. Мне опять повезло. Я увидел железное кольцо, укрепленное в стене, и привязал коня к нему, а прихваченную в дорогу сеть с сеном поместил так, чтобы Гольден-Мальт мог, когда захочет, есть его. Я расседлал коня и вынес упряжь туда, где Гольден-Мальт не мог наступить на нее.
Как у большинства таких сараев, вход здесь был с восточной стороны, а остальные, не имевшие окон стены защищали животных от ветра. К счастью, в тот вечер ветра не было, и, хотя с наступлением темноты похолодало, я предпочел остаться снаружи.
Я расстегнул мешок и, достав из него теплый жакет, с чувством благодарности надел его на себя. Без него это ночное путешествие оказалось бы просто невозможным. Потом я сложил мешок в несколько слоев, соорудив из него подобие подушки, а седло приставил к стене сарая, так что получилось нечто вроде спинки стула. Я не унывал. Мне приходилось проводить в шотландских горах и не такие ночи.
Когда стемнело, в ясном небе зажглись звезды, а ниже, между холмами, россыпи огоньков в окошках хижин убедили меня в том, что одиночество мое весьма относительно. Впрочем, одиночество – для меня, во всяком случае, – было нормальным состоянием.
Внутри сарая слышался ровный хруст. Это Гольден-Мальт жевал сено. Я почувствовал, что голоден. Завтракал я в Лондоне, а потом съел плитку шоколада в поезде. Подумать о том, чтобы взять что-то с собой, было некогда.
