16 ноября, 3 часа дня
Дядя Эл пришел предложить нам свою помощь. И Шлурманы нам помогают. Холодильник забит ветчиной и курами, которых принесли нам знакомые. Папа договорился о кремации. Я так и не сделал свое домашнее задание. Ко мне заходила Мария. Начала что-то говорить о том, как мама сейчас предстает перед Богом, но я предупредил, что, если она скажет еще хоть слово, я ей вышибу все зубы. Уйти бы отсюда куда-нибудь.
17 ноября, 10 часов вечера
Сегодня была панихида. Все прощались с мамой. Уни-тарианский священник что-то говорил о душе, продолжающей жить после смерти. По-моему, он рассуждал, совершенно не понимая, о чем рассуждает. Из церкви многие пришли к нам: пили пунш, ели желе, салат и ветчину. Завтра мы с папой повезем мамин прах на север Филадельфии, к маленькой речке — мама с папой там жили до моего рождения.
Мне бы хотелось, чтобы приехал мой брат Эммет, но если он пересечет границу — его арестуют. Папа говорил с Эмметом по телефону и сказал, что понимает, почему Эммет не может сюда приехать. Я бы тоже рад понять… А Бредли сказал, что Эммет — трус, вот почему он отсиживается в Канаде. Я съездил Бредли по морде… Хотя вообще-то я не уверен, что он так уж не прав.
18 ноября, 6 часов вечера
Мама сейчас на пути к океану. Маленькие серые крошки… Мы с папой взяли по горсти каждый и бросили в воду. Крошки пошли ко дну, но тут их подхватило течением, и они поплыли вперед, то цепляясь за дно речушки, то отскакивая от него. Я видел, как маленький окунек заглотнул одну крошку, но тут же выплюнул. А другую зажал в клешне рак. Зажал — и уполз куда-то, на более глубокое место. Мы долго стояли, смотрели на воду и молча слушали ее журчание. Потом папа сказал, что через несколько недель берега затянет льдом, а через месяц или чуть попозже река вся замерзнет, и если мы снова придем сюда и прислушаемся, то до нас не донесется ни звука.
ДО КОНЦА 1969 ГОДА БОЛЬШЕ НЕТ НИ ОДНОЙ ЗАПИСИ
25 февраля 1970 года, 8 часов вечера
Я очень долго ничего не записывал на магнитофон. Не о чем было говорить. Мамы уже нет целых три месяца. Не знаю, что бы делал папа, если бы не карты Луны. Он теперь почти ни о чем не говорит, только о Луне да о Луне… А перед сном каждую ночь залезает на крышу, смотрит в телескоп на небо и зарисовывает лунные кратеры.
Мне кажется, я стал другим человеком. Все изменилось после маминой смерти. Друзья, соседи, школа — никто и ничто не осталось прежним. Я бы мечтал уехать туда, где обо мне ничего, совершенно ничего не знают.
