— Имею я захудалое ранчо, очень мало денег, много долгов и одного жеребенка.
Она посмотрела на него, не обращая внимания на горечь этих слов.
— Но раньше у тебя не было ничего. Ничего. Гейб посмотрел в ее мягкие голубые глаза и увидел в них надежду и веру. В груди у него что-то дрогнуло.
— Черт возьми, Келли!
Она нежно улыбнулась, протянула руку и убрала с его лба темную прядь.
— Захудалое ранчо, долги и все прочее — это все твое, Габриэль! Будь благодарен. Ты имеешь гораздо больше, чем я.
Он усмехнулся. Ее машина стоила куда больше, чем его ранчо.
— У меня есть одежда, кое-какие хозяйственные принадлежности и машина, купленная в кредит. Мне за нее платить как раз до моего сорокалетия. Квартиру мне снимают. Да, у меня есть маленькие сбережения, но я так и не рискнула вложить их, скажем, в ресторан или кондитерскую.
— Но я был вором! — Она что, не слышит его?
— Был. — Она зевнула. — А я сожгла одежду сестры Мэри-Маргарет! Что может быть хуже, чем оставить монахиню голой? — Келли закрыла глаза, прильнула к его плечу и заснула.
Гейб смотрел на ее безмятежное лицо и приоткрытые губы. Он убрал волосы с ее лица и наклонился, чтобы прикоснуться губами к ее губам. Она вздохнула во сне. Гейб обнял ее, и она уютно устроилась рядом. А он впервые за много лет почувствовал себя умиротворенным.
Проснувшись, Келли обнаружила, что она одна. Нет ни кобылы, ни жеребенка, ни стойла. Ни Габриэля! Потянувшись, она сбросила одеяло, села, протерла глаза. Утро было довольно холодным, и, встав с кровати, она снова набросила кожаный пиджак. «Господи, ну кто сказал, что в пустыне всегда жарко?» — думала она, направляясь к конюшне. Увидев в загоне кобылу и жеребенка, который неуверенно передвигался на тонких ножках, она замерла на месте. Гейб стоял около загона, одной ногой упираясь в нижнюю перекладину загородки. Судя по его виду, он уже принял душ и переоделся. Взглянув на часы, она подумала, что вряд ли ему пришлось сегодня поспать. Было только начало седьмого.
— Доброе утро, — пробормотала она, и он, подняв голову, взглянул на нее.
Хотя на нем были солнечные очки, она чувствовала, как он разглядывает ее.
— Доброе утро, — коротко ответил он.
Келли поняла, что он изнемогает от усталости.
— Не могу поверить, что он уже ходит! — Она залезла на верхнюю перекладину загородки и уселась рядом с Гейбом.
— Кобыла поднялась через полчаса после родов, а жеребенок — через час, — небрежно проговорил он, наматывая на руку поводья.
