Впрочем, все равно у Гейлерона ничего бы не вышло: Коннал не позволил бы никому на нее заглядываться. И насколько мог судить Гейлерон, леди Шинид внимание Пендрагона особой радости не доставляло. С первого взгляда могло показаться, что он ее просто утомляет. Но подслушанный им однажды разговор приоткрыл завесу тайны. Этих двоих связывало больше, чем мог бы подумать непосвященный. Вернее, разделяло. Конналу здорово досталось, и Гейлерон был чертовски этому рад. Чем хуже — тем лучше.
Создавалось впечатление, будто Коннал ищет огрехи там, где их быть не могло. Даже во время пира по случаю их прибытия она вела себя безупречно. Да и обед был такой, что не придерешься. В разгар зимы — самого голодного времени — они лакомились бараниной, дичью, перепелиными яйцами, приправленными специями, засахаренными сливами со взбитыми сливками и еще тем, что привез из дальних странствий Коннал — сушеными экзотическими фруктами и сладостями. Блюда были полны, вино текло рекой, музыканты старались вовсю. Никто из людей Коннала и припомнить не мог, когда их в последний раз так хорошо принимали, хотя Коннал оставался безучастным ко всему и один сидел хмурый посреди веселья и смеха.
Но ведь Пендрагон тем и был славен, что никогда не сдавался. А причина его страданий была тут, рядом. Рядом с Гейлероном, неустанно забавлявшим ее разговорами, веселившим забавными историями. Гейлерон понимал, что перегибает палку, но видеть, как его друг выходит из себя из-за женщины, было слишком забавно, чтобы отказать себе в удовольствии. Особенно если знаешь, что даже месяцы непрерывных пыток не смогли сломить дух Коннала.
Гейлерон взглянул на друга и, пожав плечами, вернулся к беседе с леди Шинид.
— Коннал, — шепнул Брейнор, — плохо уже то, что Наджар нагнал страху на этих людей. Если ты не прекратишь смотреть на нее волком, граф может счесть себя оскорбленным.
Коннал постарался придать своему лицу безразличное выражение. Если бы он только мог слышать, о чем они говорят. Что за слова шепчет Гейлерон ей на ухо. Коннал видел, как она заправила прядь за ухо. Как менялось ее лицо: от вежливо-выжидательного к ленивой, ласковой улыбке. И все это предназначалось Гейлерону! Потом она кокетливо рассмеялась. Сама раскованность и любезность. Как будто и не было у них этого тяжелого разговора в комнате под лестницей. Как будто она не измывалась над ним, не называла его изменником и предателем. Как будто не просила его уехать как можно скорее. Она растоптала его гордость, и сейчас Конналу требовалось гигантское усилие воли, чтобы не дать гневу выплеснуться через край.
