Все это мучительно взвешивал Гамадан. И, наконец, поднял руки и надел на шею Нанаи ожерелье, которое бросил к его ногам непобедимый Набусардар.
— Что это значит, отец? — спросила пораженная Нанаи. — Неужто наш дом оскудел настолько, что ты продал меня в рабство?
— Перед ликом творца нашего Энлиля клянусь, что я охотней принес бы в жертву свою голову, чем допустил, чтобы нас постигло такое несчастье.
— Или ты продал купцам-иудеям моих белых овечек?
— Ни то, ни другое, Нанаи, — тихо вымолвил старец. — Это вознаграждение от его величества царя…
— В пору опасности о нас вспомнили в Вавилоне и послали это золото в дар верному Гамадану, брату славного Синиба?
— Они не вспоминают о подвигах, уже совершенных. они посылают дары за подвиг, который предстоит совершить.
У него дрогнуло лицо.
— Ты уже стар, отец, и я не знаю, какую пользу ты мог бы принести Вавилону.
— Речь идет не обо мне, Нанаи. — И лицо его снова дрогнуло.
— А о ком? — еще более удивилась она.
— О тебе.
Она с изумлением смотрела на отца.
— Речь идет о тебе, Нанаи, — продолжал Гамадан. — Персидские купцы, с которыми в Оливковой роще делился хлебом Сурма, по всей вероятности, вражеские лазутчики. Через две недели состоится заседание государственного совета в Вавилоне. Если его величество царь будет иметь доказательства, что лазутчики проникли в страну и мутят народ, он велит Набусардару, своему непобедимому полководцу, подготовить войско, разослать отряды по всей державе и укрепить подступы к Вавилону.
— Я только не понимаю, при чем здесь я, — прошептала она.
— Ты прекрасна, Нанаи. Великая богиня сотворила тебя такой для того, чтобы твоя внешность ослепила самого страшного врага нашего народа. Пусть твоя красота станет хлебом, и как Сурма делился своим хлебом с персидскими лазутчиками, так и ты поделись с ними своим. Эту жертву ты принесешь своей несчастной отчизне.
Нанаи поняла.
После этих слов Гамадан и его дочь замерли, словно окаменев.
Вокруг воцарилась тишина, тишина перед бурей в мертвой пустыне.
Высоко в небе летала птица. Очевидно, она искала приюта на ночь. Птица кружилась у них над головой, а это всегда считалось дурным предзнаменованием. Для Гамадана это был второй дурной знак, потому что не меньшим несчастьем считалось и рождение девочки с красными волосами. Пятнадцать лет назад кровавый Сакус отворил двери своего небесного чертога, и на свет появилась прекрасная Нанаи. Она родилась на вечерней зорьке, и меркнущий свет заката красноватым налетом окрасил ее темные волосы. Хотя ее и уподобляли божественной Иштар, каждый верил, что с ее появлением на свет злой демон поселился в доме Гамадана.
