Микаэла закинула Люсьену руки на шею и приподнялась на цыпочках. Если на то пошло, она тоже способна быть бесстыдной! Губы их слились и… Она тут же прокляла собственную идиотскую самонадеянность. Вкус губ, дыхание, запах, исходивший от этого гиганта, не могли оставить ее равнодушной. Внезапно Микаэла перенеслась в ту ночь, когда проглотила первую каплю из чаши любви и отравилась ее ядом. По телу ее прокатились те же волны, так же защемило в груди. Сердце гулко забилось, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Руки Люсьена скользнули вниз, знакомо легли на бедра, и Микаэла почувствовала, что расползается, как кисель, горит и сгорает от желания. Поцелуи его на этот раз оказались так же сладки или даже еще слаще.
О Господи, нельзя было этого допускать: запретные образы в памяти Микаэлы становились все ярче, голова ее шла кругом. Она вся изнемогала от неудовлетворенного желания, ей уже не хватало возбуждающих прикосновений его рук и губ…
Когда Люсьен выпустил ее и сделал шаг назад, у Микаэлы подогнулись колени, и, если бы он не поддержал ее, она скорее всего упала бы на землю. Хуже всего было то, что развратник знал: это он довел ее до такого состояния, причем всего одним лишь поцелуем.
— Извини, Мики. — Люсьен остановил взгляд на ее дрожащих губах. — Сейчас мне нужен только поцелуй, а закончить начатое мы сможем ночью, когда останемся вдвоем…
— Ни за что! Такого уговора не было. Свою часть пути я уже прошла, — заявила Микаэла, правда, не так твердо, как ей хотелось бы. Теперь они квиты, и Люсьену не удастся забраться к ней в постель после всех его похождений в тропических портах. Может, она и не настолько защищена от него, как хотелось бы, но все равно по своей воле спать с ним не будет. Ей необходимо как следует поработать, измотать себя, и тогда слабое тело останется бесчувственным к дразнящим ласкам.
Хваля себя за смекалку, Микаэла направилась к слугам. Ни одного сорняка в земле не останется. Она надеялась, что накрепко сомкнет глаза в тот самый момент, как голова ее коснется подушки. Пусть тогда Люсьен сам разбирается со своей мужской гордостью. Этот человек отдал ей всего лишь свое имя, но не сердце: оно принадлежит другой — той, память о которой не умирает; вот почему ей лучше держаться от него подальше. Она заставит себя не думать о нем, и точка, решила Микаэла.
— Не женщина, а ураган какой-то, — заметил Адриан, глядя на плантацию через окно. Микаэла и впрямь выдергивала сорняки, словно солдат, сошедшийся в рукопашной схватке с противником. Она задала такой темп, что никто за ней не поспевал.
