Когда он шел через двор, двое типично питерских пацанов со шмыгающими носами, гонявшие по асфальту пустую банку из-под “джин-тоника”, замерли, и за его спиной явственно прозвучало восхищенное:
"Норрис!” Сразу стало заметно теплее, по крайней мере на душе.
Сергей Мелихов действительно очень напоминал своего кумира — те же “казаки”, джинсы, “вестерн” на широких плечах и фетровая шляпа шерифа с кокардой, поблескивающей голубоватым камешком в середине. На самом деле камешек был линзой объектива — Чак, как всегда, был готов к специальной миссии оператора скрытой камеры, перемонтировав ее из шлема в “стетсон”, наличие которого на голове куда проще можно объяснить хозяину в его доме.
Никитинская “Нива” въехала во двор ровно в десять. Чак видел в окно, как Валера и Виктор вылезли из машины с камерой и треногой и вошли в подъезд. По лестнице загрохотали их тяжелые шаги.
— Что такие вареные? — спросил Мелихов, увидев слегка помятые физиономии напарников. — Переработали вчера?
— Ага, литра два переработали, — буркнул Виктор. — Ну, делаем “чи-из”, — сказал он, нажимая кнопку звонка.
Дверь открыл странно одетый мужчина. На нем был добротный пиджак, украшенный двумя медалями и значком почетного железнодорожника, рубашка, галстук, но вместо брюк болтались полы шелкового халата, а ниже — голые ноги в домашних тапочках.
— Простите за неподобающий вид, но это безобразие в кадр не попадет, — тронул он рукой халат. Друзья удивленно переглянулись.
— Видите ли, я болен…
— Как?
— Короче, завелась у меня кое-какая гадость в нижнем этаже, так сказать. Пооблучали меня, — потер он лысую голову, — химию провели дважды и остановили заразу. Но части кишечника я лишился… Сюда, сюда вешайте свои куртки. А шляпу можете на тумбочку положить, молодой человек, — обратился он к Чаку.
— Это наш ассистент, Сергей Мелихов, — представил Никитин. — У него такой стиль — не снимать шляпу. Если позволите.
— Ну что ж, раз уж я тоже не по форме одет. Так вот, брюки я теперь носить не могу — у меня там некое устройство подшито… Вы меня извините за беспорядок — жена, знаете ли, ушла.
— Она скоро вернется?
— Не беспокойтесь. Она совсем ушла — не выдержала. Так что нам никто не помешает.
Жил Копылов в однокомнатной квартире, поэтому спальня, гостиная и кабинет были, как сейчас говорят, “в одном флаконе”. Тем удивительней, что этому больному, немощному человеку удалось в одиночку организовать почти идеальное съемочное пространство. Диван, шкаф и прочая мебель оказались сдвинутыми в угол комнаты, а на освободившемся пространстве расположился обеденный стол, задрапированный темным покрывалом, за ним кресло, окруженное штативами с развешанными на них какими-то чертежами и схемами.
