Никто, кроме одного человека. Эван потер глаза, стараясь не расплакаться. Он сидел на переднем сиденье грузовика рядом с вещами. Вся его тринадцатилетняя жизнь сократилась до нескольких перетянутых скотчем коробок среди разобранных кроватей, стульев и кухонной утвари. Андреа села в кабину, повернула ключ зажигания и неуклюже тронулась: она не привыкла водить такие большие машины.
Кейли стояла, словно одинокий часовой, и смотрела на отъезжавший грузовик, на то, как они исчезают из жизней друг друга. Слезы градом катились по ее щекам. Эван встретился с ней глазами и вложил во взгляд все свои чувства к ней, все то, что не мог бы выразить словами. Но он был всего лишь мальчишкой, и все, что бы он ни сделал, было бы недостаточно. Подчиняясь внезапному порыву, он разодрал крышку одного из картонных ящиков за сиденьем. Внутри были стопки его дневников, некоторые с загнутыми страницами, старые, еще детские, и новые, с пустыми страницами. Схватив один из них и сорвав колпачок с ручки, которую обычно носил с собой в кармане, он написал большими буквами одно предложение.
Грузовик выехал на дорогу, и Андреа прибавила скорость. Эван прижал открытую тетрадь к окну, чтобы Кейли могла прочитать написанное. Он смотрел, как она бежала рядом с грузовиком, что-то крича и махая рукой. Он помахал ей в ответ, и слезы выступили на его глазах. Через несколько секунд она осталась позади, исчезнув за поворотом. Все.
Эван сжался в кресле, и тетрадь упала ему на колени, раскрытая на странице с написанным второпях посланием. Андреа повернула голову, чтобы посмотреть, что написал ее сын, а прочитав, тяжело вздохнула.
«Я вернусь за тобой».
Эван смотрел на эти слова, которые огнем впечатывались в его память, а затем, снова сняв колпачок с ручки, начал быстро писать что-то в тетради.
— Прости, — сказала Андреа.
Он ничего не ответил. Он продолжал писать.
Так ушла еще одна часть моей жизни. Страницы перевернуты, книга закончена.
В этом путешествии я попадал в места, в которых никому бывать не следует, но из всех впечатлений со мной остались лишь самые невинные. Очень долго, закрывая глаза, я мог видеть лишь бегущую за грузовиком Кейли. Она все еще там, словно фотография в моей памяти, застывшая на этом печальном моменте.
Мы переехали в новый город и в новый дом. Мы жили в новом квартале, где никто нас не знал. Самыми трудными были несколько первых месяцев. Я постоянно прокручивал в голове идею сбежать обратно в Саннивейл и даже несколько раз грозился так поступить, но так и не смог найти в себе силы сделать это. Однажды, в канун Рождества, было особенно тяжело, и я, разругавшись с матерью, схватил велосипед и уехал на автобусную станцию. Мама нашла меня там, промерзшего до костей, ждущего автобуса, который отвез бы меня к Кейли. В ту ночь мама долго плакала, и я понял, что должен остаться. Мать нуждалась во мне так же, как и я в ней. Мы были семьей.
