— Дохнут как мухи, — тягуче выговаривает служащий Гедехтниса — южанин из Западного Мемфиса. Он выглядит как настоящий джентльмен, но так и не смог избавиться от южного акцента. Справившись с бедностью своей молодости, с расизмом, присущим Америке двадцать первого века, он, словно с упрямым ослом, так и не сладил с гнусавым выговором. Подчеркивая красным фломастером число умерших, джентльмен старается отгонять мысли о своем собственном состоянии. Он находит, что ничем не сможет себе помочь, но, несмотря на это, вновь прикасается пальцами к шее — еще раз потрогать опухоль. Опухоль он не находит, но знает, что она есть. Врач сказал ему, что в течение года он умрет.
— Чего ты ждешь? Помилования в последнюю минуту? — эти слова произнесла женщина, тоже служащая Гедехтниса. Ее резкие интонации так же невыразительны, как и ее прическа. Вероятно, она предполагала стрижку под пажа, но парикмахер постриг ее плохо, и теперь ей приходится возиться, чтобы уложить волосы. Она служит в мюнхенском контингенте. Корпоративный штаб Гедехтниса находится в Мюнхене, и у нее неплохое положение в организации.
Южанин недолюбливает ее, и ни за что не стал бы работать вместе с ней, не будь их работа настолько важной. Ее светлые волосы и пронзительные голубые глаза делали ее похожей на ребенка с плаката арийской евгеники. Когда-то, наверное, эти голубые глаза разбивали мужские сердца, но теперь ее красота поблекла.
— Я готов к худшему. Но все равно надеюсь. Уповаю на чудо.
— Чудес не бывает. Во всяком случае, это не для тебя и, конечно, не для меня. Вообще не для нас.
— Да, не для нас, — повторил он вслед за ней, вспомнив свою жену и дочь. — Но, может быть, для всех остальных?
* * *
Я был в замешательстве. Я представил, как пузырь, какие бывают в комиксах, висит над моей головой, в нем — большой знак вопроса. На самом же деле надо мной завис мерцающий свет, всего в метре надо мной. Он попеременно мигал то красным, то зеленым. Красный-зеленый, красный-зеленый… Он был похож на раздражавших меня светляков. А может, это светляк? Крыльев не видно. Я отступил на шаг. Он двинулся за мной.
Я решил, что нахожусь под воздействием какого-то жуткого наркотика.
— Убирайся, — потребовал я. И не узнал своего голоса. Я откашлялся и повторил, отступая еще на шаг назад: — Убирайся!
Никак не ответив мне, мерцающий спрайт чуть двинулся вперед, сохраняя прежнюю дистанцию. Я снял куртку, скатал ее и швырнул в преследователя, она пролетела сквозь огонек, не нанеся ему никакого ущерба. Красный-зеленый, красный-зеленый, снова и снова, как оптическая сирена. Теперь рядом с ним возник еще один, этот мигал по-другому: желтый-синий, желтый-синий.
