"Но, ваше величество… " – запротестовал Коббл, единственный, кто находился с Бруенором и Кэтти-бри в комнате во время этой беседы. И он, и Бруенор испытывали после принятия святой воды жуткую головную боль.
«Тьфу!» – фыркнул король дварфов, заставляя умолкнуть жреца. «Ты просто не знаешь мою девочку, как ее знаю я. Если она сказала, что не хочет одевать это, то все гиганты с Хребта Мира не заставят ее переменить свое решение».
«А, чтоб тебя!» – раздался чей-то голос из соседней комнаты, сопровождаемый оглушительным стуком в дверь. «Я знаю, что ты там, Бруенор Баттлхаммер, который называет себя королем Митрилового Зала! Сейчас же открывай двери и встречай не менее достойного мужа!»
«Тебе знаком этот голос?» – спросил Коббл, обменявшись с Бруенором смущенным взглядом.
«Говорю тебе, открывай!» – раздался еще один рев, сопровождаемый новым ударом в дверь. Дерево не выдержало и треснуло под напором огромного шипа, встроенного во внешнюю сторону металлической перчатки.
«Тьфу, труха какая-то», – последовало возмущенное бормотание.
Бруенор и Коббл потрясенно посмотрели друг на друга. «О, нет», – одновременно простонали они, закатывая глаза.
«В чем дело?» – спросила Кэтти-бри, начинавшая уже терять терпение.
«Этого не может быть», – ответил Коббл, и девушке показалось, что всем своим сердцем он желал, чтобы эти слова оказались правдой.
Восторженный рев оповестил о том, что создание за дверью, наконец, извлекло из дерева свой шип.
«В чем дело?» – потребовала Кэтти-бри у отца, упершись руками в бока.
Дверь распахнулась и взору Кэтти-бри предстал самый странный дварф, какого она когда-либо видела. Он носил на руках стальные шипованые перчатки, подобные же шипы выступали и из его коленей, локтей и кончиков тяжелых сапог. Также он был облачен в доспехи (подогнанные под его короткую, бочкообразную фигуру) из параллельных, горизонтальных металлических пластинок, каждая по полдюйма, которые опоясывали его тело от шеи до пояса и руки от плеч до предплечий. Его стальной, открытый шлем держался на толстых кожаных ремнях, исчезавших в недрах чудовищной черной бороды, а на его вершине высился одинокий шип, достигавший почти половины четырехфутового роста дварфа.
«Это», – ответил Бруенор, в его тоне сквозило явное презрение, – «это берсерк».
«Не просто ‘берсерк’», – вставил необычный чернобородый дварф. «Берсерк! Самый дикий берсерк!» Он подошел к Кэтти-бри и, широко улыбнувшись, протянул ей руку. С каждым шагом его доспехи издавали скрежещущие, лязгающие звуки, от которых у девушки на затылке дыбились волосы.
