— это приблуды. Как этот вот попик, мой сегодняшний собутыльник. Один дьявол знает, откуда его занесло сюда, в Арморик. Он пользуется странными словами и у него странный акцент, вроде бы аквитанский или гаэльский. Ну и пес с ним.
— Пей, попик.
Вот у нас в Ирландии, даю вам голову на отсечение, христианство будет чем-то проходным. Мы, ирландцы, не очень податливы к этому их римскому неуступчивому и упрямому фанатизму. Для этого мы слишком заядлые и простодушные. Наш Остров — это форпост Запада, это Последний Берег. За нами, уже довольно близко, лежат Старые Края — Хай Бразиль, Ие, Майнистир Лейтрег, Беаг-Арраин. Это они, как и много веков назад, правят людскими умами, а не крест, не латинская литургия. Впрочем, мы, ирландцы — люди терпимые. Пусть каждый верит во что угодно. Насколько я слыхал, кое-где различные христианские секты уже берут друг друга за грудки. А у нас это невозможно. Все могу себе представить, но чтобы, к примеру, Ольстер стал сценой столкновений на религиозной почве?
— Пей, монах.
Пей, ибо кто знает, не случится ли у тебя завтра очень занятый день. Может, уже завтра тебе придется отрабатывать то, что ты здесь сожрал и выхлестал. Ибо тот, кто должен уйти, обязан уйти при полном параде, с соблюдением всех ритуалов. Гораздо легче уйти, когда кто-то рядом отправляет ритуал, и все равно, бубнит ли он Requiem Aeternum, дымит кадилом, воет или молотит мечом о щит. И какая, к черту, разница, куда уходить — в рай, в ад или опять же в Тир-На-Ног. Уходишь всегда в темноту. Кое-что я об этом знаю. Уходишь в бесконечный темный коридор.
— Твой господин умирает, поп.
— Сэр Тристан? Я молюсь за него.
— Ты молишься о чуде?
— Все в руках Божиих.
— Не все.
— Ты святотатствуешь, сын мой.
— Да не твой я сын. Я сын Флэнна Юарбойла, которого норманны зарубили в битве на берегу реки Шеннон. Вот это, поп, была смерть, достойная мужчины. Умирая, Флэнн не стонал: «Изульт, Изульт». Умирая, Флэнн расхохотался и обозвал ярла норманнов такими словами, что тот битых три «Патер Ностера» не мог захлопнуть свою челюсть.
— Умирать, сын мой, следует с именем Господа на устах. Помимо того, гораздо легче умирать в битве, от меча, чем кончаться в постели, когда тебя пожирает la maladie. Сражаться с la maladie можно только в одиночку. Тяжело сражаться одному, но еще тяжелее одному умирать.
— La maladie? Что ты плетешь, поп. Даже с такой раной он справился бы так же легко, как тогда, когда… Но тогда, в Ирландии, он был полон жизни, полон надежд, а теперь надежда вытекла у него вместе с кровью. Черт подери, если бы он мог перестать о ней думать, если бы он забыл об этой проклятой любви…
