— Бранвен…
— Да, Моргольт?
— Ничего. Я только хотел услышать звук твоего имени.
Молчание.
Шум моря, мерный, глухой, а в нем шепоты, надоедливые, повторяющиеся, невыносимо упрямые.
И молчание.
— Моргольт.
— Тристан.
А он изменился. Тогда, в Байле Ата Клиат, это был юнец, веселый парень с мечтательными глазами, всегда с неизменной миленькой улыбочкой, от которой у дамочек чесался передок. Улыбочка, постоянная улыбочка, даже тогда, когда мы рубились в Дунн Логхайр. А сейчас… Сейчас его лицо было серым и истощенным, покрытым блестящими струйками пота, полопавшиеся, скривленные в подкову боли губы, провалившиеся и почерневшие от муки глаза.
А еще он вонял. Смердел болезнью. Смертью. И страхом.
— Ты еще живешь, ирландец.
— Живу, Тристан.
— Когда тебя выносили с ристалища, то говорили, что ты мертв. У тебя…
— У меня была разрублена голова и мозги плавали сверху, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало естественно и беззаботно.
— Это чудо. Кто-то крепко за тебя молился, Моргольт.
— Скорее всего, нет, — пожал я плечами.
— Неисповедимы пути Господни, — он наморщил лоб. — Ты и Бранвен… Вы оба живете. А я… В какой-то дурацкой стычке… Копье попало в пах, прошло насквозь и сломалось. Наверное, с древка откололась щепка, потому-то рана так и воспалилась. Это Божья кара. Кара за все мои грехи. За тебя. За Бранвен. А больше всего… за Изульт.
Он снова сморщился, скривил губы. Я знал, какую Изульт он имел в виду. Вдруг мне сделалось чертовски неудобно. В этой его гримасе было все. Ее припухшие губы, бессмысленное выкручивание пальцев белоснежных рук. Горечь в голосе.
«Как же часто, — подумал я, — она должна была вспоминать об этом».
Этот внезапный, невольный излом губ, когда он говорил «Изульт», но не мог добавить «Златокудрая». Мне было ее чертовски жаль, ее, выданную за живую легенду. Почему она согласилась на этот брак? Почему она согласилась быть лишь именем, пустым звуком? Разве не слыхала она рассказов о нем и о Корнуэллке? А может, ей казалось, что это не имеет никакого значения? Может, она считала, что Тристан такой же, как и другие, как парни из дружины Артура, вроде Гавейна, Гахериса, Борса или Бедивера, которые и завели эту идиотскую моду поклоняться одной, между ног лезть другой, а жениться на третьей, и чтобы все было хорошо и никто не жаловался?
— Моргольт…
— Я тут, Тристан.
— Я послал Кахердина в Тинтагель. Корабль…
— До сих пор нет никаких известий, Тристан.
— Только она… — шепнул он. — Только она может меня спасти. Я у самого края. Ее глаза, ее руки, один лишь ее вид и звук ее голоса. Иного спасения для меня нет. Потому… если она будет на борту, Кахердин должен поднять на мачте…
