Сияньем безсумрачным небо ночное сияет,
И пурпур заката сливается с златом востока:
Как будто денница за вечером следом выводит
Румяное утро. — Была то година златая,
Как летние дни похищают владычество ночи;
Как взор иноземца на северном небе пленяет
Слиянье волшебное тени и сладкого света,
Каким никогда не украшено небо полудня;
Та ясность, подобная прелестям северной девы;
Которой глаза голубые и алые щёки
Едва оттеняются русыми локон волнами.
Тогда над Невой и над пышным Петрополем видят
Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;.
Тогда Филомела полночные песни лишь кончит
И песни заводит, приветствуя день восходящий.
Но поздно; повеяла свежесть на невские тундры;
Роса опустилась…
Вот полночь: шумевшая вечером тысячью весел,
Нева не колыхнет; разъехались гости градские;
Ни гласа на бреге; ни зыби на влаге, все тихо;
Лишь изредка гул от мостов пробежит над водою;
Лишь крик протяжённый из дальней промчится деревни,
Где в ночь окликается ратная стража со стражей,
Всё спит…»
Ну, как? Понятно, что тяжело читать столь напыщенное, да ещё гекзаметром изложенное описание белых ночей. Как правило, кроме специалистов, никто его и не читает. Но уж, пожалуйста, потрудитесь прочесть полностью, так как сам Пушкин, ценивший «краткость, как сестру таланта» не только прочёл, но и переписал всю эту поэтическую вычурность в примечание. Зачем? Нам представляется, — с единственной целью — показать, как писать не следует. Предметный урок не только для его современников, но и потомков. А что касается «насмешки», то здесь лучше, чем наш современник — русский поэт А.Горбунов, пожалуй, и не скажешь:
Пытаясь тщетно перенять
Чужих мелодий завитушки,
В трясине квакают лягушки…
Им тоже хочется летать! [20]
Ну, а в конце письма Гнедичу — о самой торгашеской сущности, о том, во имя чего пишутся сами «песни» и «остроумные предисловия» к ним.
«Когда Ваш корабль, нагруженный сокровищами Греции, входит в пристань при ожидании толпы, стыжусь говорить о моей мелочной лавке № 1. Много у меня начато, ничего не кончено. Сижу у моря, жду перемены погоды. Ничего не пишу, а читаю мало, потому что Вы мало печатаете».
Тут что ни слово, то загадка, однако, понять можно — при желании. «Корабль, нагруженный сокровищами» — может быть только торговым кораблем, а лавка, хоть и «мелочная», но всё-таки под номером «первым». Каково?! Здесь «унижение паче гордости» и… обвинение в торгашестве.
«Ну, уж и обвинение, да ещё и в торгашестве», — возмутится проницательный читатель.
