Это всего лишь один эпизод из жизни Ирода, но и он достаточно хорошо объясняет, почему Пушкин хотел заставить Бориса Годунова читать повесть об иудейском царе Ироде. Вот почему Юродивый в трагедии в ужасе кричит:
«Нет, нет! Нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит».
Да, отношения с Библией у поэта сложные. Одно можно сказать определённо: он был один из немногих современников, понимавших истинную суть этого «небанального» литературного наследия специально написанного для древних иудеев. В уже известном письме к брату от 4 декабря 1824 года он замечает: «Библия для христианина то же, что история для народа». Интересно проследить истоки этого высказывания, Пушкин собирает материалы к «Борису Годунову»; изучает исторические документы, читает «Историю государства Российского» Н.М.Карамзина, осмысливая ценность труда великого подвижника для будущих поколений. А пока? — Пока он с грустью замечает, что народ русский, конечно же, истории своей не знает и знать не может. Во-первых, потому что он почти поголовно безграмотен, а, во-вторых, существующих книг по истории для широкого чтения немного. «История» же Карамзина ещё только рождается и только-только пробивает дорогу к узкому кругу просвещённого читателя. Было бы легкомыслием думать, что в России начала XIX века в среде просвещённой все поголовно жаждали приобщиться к историческому прошлому своих предков. Не случайно поэт с горечью замечает в одном из своих писем: «Мы ленивы и не любознательны!»
Пушкин не только самостоятельно занимался историческими исследованиями, но и оказывал серьёзное влияние на формирование подлинно исторического видения своих современников и взглядов Карамзина в частности.
«Библия для христианина то же, что история для народа». Этой фразой (наоборот) начиналось прежде предисловие «Истории» Карамзина. При мне он её и переменил».
Всего две строки частного письма, но как много они могут сказать желающему понять не то, о чём обычно говорят громко и открыто, а то, о чём скромно умалчивают. Так как же наоборот?
Если «наоборот», сохраняя глубину содержания, то, вероятнее всего, будет: «История для народа, что Библия для христианина». Но, скорее всего, Пушкин всё-таки имел ввиду перемену не формы, а содержания и тогда первоначально фраза Карамзина могла быть такой: «История для христианина, что Библия для народа».
Если это так, то у Пушкина получилось содержательно глубже и точнее. Карамзин понял это и, несмотря на солидную разницу в возрасте (для 60-летнего Карамзина 25-летний Пушкин был мальчишкой), — совет поэта принял. Наши предки не страдали фанаберией, свойственной их потомкам, и содержательная глубина мысли не всегда определялась величиною возраста. Это замечание, как бы вскользь брошенное поэтом, многое проясняет в вопросе, «
